СТАНДАРТ.

«Я не котируюсь, — всплывает в мозгу недавнее заблуждение. — Я не котируюсь».

А вот ведь…

Стандарт.

— Это самое прекрасное, что я когда-либо видела, — произносит Нетруди.

Слезы текут по ее лицу. Она немного пошатывается. Би поддерживает ее, точно плакальщицу на похоронах. Она мягко убирает его руку, давая понять, что не нуждается в утешении. Потом опускается на колени и всхлипывает. Ее содрогающееся тело сотрясают рыдания. Не сдерживаясь, не стесняясь. Би с упоением смотрит на нее. Ее реакция — не расчетливая, не выверенная, не сдержанная, а искренняя и радостная. Каку ребенка. Нет ни прошлого, ни будущего, ни тревоги. Только восхитительное настоящее.

Плотину прорывает.

И Бобби Беллио тоже опускается на колени.

Три года назад.

Кувалда закряхтела, поднатужилась, и скульптура съехала с кузова огромного самосвала прямо в грязь. Чайки заметили это и осуждающе закричали, кружа над горами мусора.

Эктор к ограблению опоздал (из-за собеседования в МСИ и пробки перед матчем «Кабс») и прибыл как раз в тот момент, когда основание скульптуры погрузилось в грязь.

— Круто, — сказал он, опуская на землю задний борт маленького пикапа Кувалды.

Кувалда откашлялась, сплюнула, сунула шоферу самосвала стодолларовую купюру и обняла его — к вящему удивлению самого шофера, который, будучи человеком расово толерантным, все же несколько встревожился, обнаружив, что его левый глаз и нос, пусть и ненадолго, уткнулись в дреды. От них здорово несло какой-то кислятиной.

— Мне нравится эта штуковина, — сказал шофер. — Она удивительная. Поздравляю.

— Угу. Это стандарт.

Шофер сел в самосвал и под пронзительные крики чаек уехал.

Кувалда сняла стяжные ремни.

— Гребаное искусство, Беллио, — прошептала Кувалда. — Хлещи свое пиво.

Эктор, указав большим пальцем в сторону удаляющегося шофера, спросил:

— Это твой парень?

— Помоги мне погрузить это в мой грузовик.

— Это твой дружок?

— У меня нет друга.

— Почему?

— Потому что, — ответила она, поглаживая скульптуру Беллио, — враги куда интереснее.

Три года спустя.

Кувалда разработает для Боба Беллио специальную барбекюшницу. Чертеж которой обнаружится после смерти художницы. Его найдет в мастерской Кувалды любопытная молодая женщина после того, как они с Би впервые займутся любовью.

Людей, пришедших на похороны, начинает поливать дождик. Ну вот, конечно. На Би костюм, который его стесняет. Слишком туго застегивается и стал чуть длиннее («Когда я успел усохнуть?»). Би не обращает внимания на струйки, стекающие по спине. Парадно-выходные носки с дыркой на пальце совсем промокли. Ступни закоченели.

Собралась небольшая, но пестрая компания, представляющая разные сферы жизни Харриет; несколько послов, инкогнито, медленно переходят от группы к группе, пожимая руки, вызывая взгляды, в которых мелькает смутное узнавание, и улыбки. Проскакивают неизбежные фамильярности и остроты. Би, который пропустил прощание, во всяком случае в церкви, видит большинство из этих людей в первый раз. Сегодня вечером в «АртБаре» состоятся еще одни поминки. Би пытается разобраться, кто есть кто. С художниками все просто. А родные? Где тут ее отец? Он никогда не встречал этого человека, но хочет угостить его пивом. Где сестры? Да и были ли они у нее? Настоящие, родные, или близкие подружки, которые ей как сестры? Где ее клиенты? Приятели по книжному клубу?

Бет здесь. Она стоит напротив Джеки, которая держится за руки с блондинкой [40] . Обе в шарфах и больших солнцезащитных очках. Строят из себя кинозвезд сороковых годов. Позируют в декорациях сцены похорон из «Сумерек в парке». Бет без конца поглядывает в их сторону. Нижняя губа у нее дрожит, в глазах слезы. Она не собирается облегчать им задачу. Все ее тело трясется, готовое взорваться. Рухнуть. Би инстинктивно хочется ее утешить. Но он этого не делает.

К Би никто не подходит.

Неужели они считают, что я ее убил?

Разве им не сообщили? У Кувалды была легкая пневмония. Это официальная причина смерти. Она захлебнулась. Ее легкие наполнились жидкостью. Смерть по естественным причинам. Но Би знает, что эту пневмонию Кувалда подхватила в фонтане. Он мог бы остановить ее, но не сделал этого. Так что они правы. Он действительно убийца.

Еще один одиночка в толпе — Хигби. Курчавая пышная шевелюра в духе восьмидесятых. Поднятые лацканы его сшитого на заказ пиджака образуют своего рода бувигер{79}, маскирующий нижнюю половину лица. Поверх них виднеются невероятно маленькие очки и ничего не выражающие глаза. Кажется, Хигби разговаривает сам с собой. Он безумен. Весь мир сошел с ума.