Грёбаные, развратные тихони.

Теодор выпустил весь воздух из лёгких и, мысленно попрощавшись с жизнью, тоже начал хаотично толкаться в её тело. Выходило как-то странно, потому что Грейнджер инициативу не уступила и они никак не могли попасть в общий ритм. Поэтому Тео просто пару раз дёрнулся и прижался к её спине, обхватив ладонью мягкую грудь, млея от нарастающего удовольствия и кончая глубоко внутрь неё.

Вот и всё. Он умер. Вся жизнь вытекала из него тугой, горячей струёй.

Может, люди любят друг друга за то, что именно вместе обретают свободу? Помогают высвободить свои мысли, страхи и тайные желания? Даже если ты грязный, испорченный, слабый… тебя любят, тебя принимают, и это дарит тебе крылья?

В изнеможении Теодор навалился на девичье тело, придавив её бёдрами к полу, чудом балансируя на дрожащих руках и чувствуя, как толчками отступает последнее напряжение. Кажется, при этом он громко и несдержанно стонал, словно раненный грифон, но было плевать, в ушах всё равно шумело, и собственного позора он не слышал. Зато следом Тео ощутил, как дрожала и сжималась на ещё не опавшем члене сама Гермиона, и её нежный, сладкий стон он расслышал прекрасно. Девочка догнала его в оргазме практически следом. Да у нас с тобой почти идиллия, да, Цветочек? Сквозь туман его вновь накрыло волной сладкого тепла и умиротворения. Сил не было. Они оба обмякли, как клубничный кисель, замерли и замолчали.

— Мне когда-то тоже было страшно, — тихо проговорил он вслух. В голове ощущалась легкая пустота. Хотелось сбросить последний камень, лежавший на душе, и воспарить ввысь. — Знаешь, когда собственное тело становится твоей тюрьмой. Я думал, что никогда не выберусь из этого кошмара, и даже смирился, но мне все равно было очень страшно. Зато с тех пор я не боюсь чудовищ.

Гермиона лежала, прикрыв глаза, и, кажется, вовсе его не слушала. Теодор нежно убрал с её лица прядь и еле слышно добавил:

— Я теперь сам стал таким.

Её расслабленное тело блестело от пота, она медленно и ровно дышала, будто спала, и Тео подумал, что она вовсе не слышала его исповеди.

— Оставь всё в прошлом, — не открывая глаз, ответила она, и было слышно, насколько ей сейчас сложно разговаривать. Но Гермиона подавила широкий зевок и продолжила. — Просто нужно идти вперёд. Нам всем это нужно.

Нотт неуклюже помог ей встать и перебраться в комнату. Абсолютно голые, мокрые друг от друга, укрывшись одним пледом, они наконец-то заснули. Не чувствуя ни холодного ветра, дующего сквозь щели в окнах, ни тревоги прошлого вечера, ни дикого воя прошлого, только лишь обычное, простое умиротворение. А Теодор бы ещё добавил что-то про странное ощущение свободы, но на этой мысли его сознание погрузилось в тёплый, обволакивающий сон.

Комментарий к 22. Контроль

Атмосфера к главе: https://pin.it/2MKBhCj

Пробую новый формат с видео: https://t.me/c/1865953043/102

========== 23. Кто не спрятался ==========

Нотт сладко потянулся и расслабленно прикрыл глаза. Перед ним на столе лежал открытый зачарованный блокнот с одной-единственной строчкой.

«Кажется, Грег умирает…»

Где-то в глубине комнаты вновь раздался протяжный, сиплый стон с нотками предсмертной агонии. На страницах блокнота тут же проступило ответное «Бегу», и губы Теодора расплылись в довольной улыбке. Гермиона избегала его уже неделю. Она появлялась в квартире только тогда, когда самого Нотта дома не было, и такое её поведение будило в какие-то новые, непонятные эмоции. Её хотелось догнать, сжать и не отпускать. Пьянящий азарт бурлил в желудке словно выпитая залпом бутылка шампанского.

И это казалось странным.

Девушки в его жизни приходили, уходили, и это уже стало таким же естественным, как круговорот воды в природе. Даже в то утро, когда он проснулся в кровати один, Теодор выдохнул с искренним облегчением: ему не пришлось ей как-то неловко врать и что-то объяснять. Но уже на второй день Нотт поймал себя на мысли, что слишком часто вспоминал о ней. Где она? Чем занята? У кого теперь живёт? Почему не обратилась за помощью к нему, как и предполагалось? Зачем он вообще о ней думает? Немного поразмыслив, Тео пришёл к выводу, что Гермиона была первой, перед кем он настолько раскрылся. Пусть даже на один вечер, но раньше никто, кроме Малфоя, не знал о том, что он произнёс тогда вслух. Зачем Теодор вообще что-то сболтнул Цветочку, сам сказать не мог, никак помутнение рассудка случилось. Но при этом ему стало как-то спокойнее. Будто эти слова, разделенные с ней, утратили свою тяжесть… На третий день Теодор неожиданно для себя осознал, что хочет её увидеть, прикоснуться, услышать голос, но Грейнджер опять ответила, что занята.

От скуки Нотт вспомнил про дневничок Гермионы в своём рюкзаке и потратил остаток дня на чтение её записей. Он водил пальцем по страницам, иногда улыбаясь забавным моментам, иногда хмурясь, а в какой-то миг даже вновь ощутил то странное чувство, когда девочку захотелось прижать к себе, спрятать и никуда не отпускать. Теодор перечитал дневник несколько раз и узнал о ней всё: любимое число, детское прозвище, когда и с кем впервые поцеловалась, о ком и о чём мечтала, что после встречи с Василиском в Хогвартсе она панически боялась змей, но каждый раз боролась с этим страхом, гуляя по какому-то террариуму.

И ему этого всего оказалось мало. Словно чайная ложка воды для высушенного колодца. Эти мысли и моменты ему не принадлежали, они были просто украдены им. Теодору же вдруг захотелось ощутить всё самому: сходить вместе с ней в террариум и погладить змей — он бы доказал ей, что это не страшно. Он бы показал ей, как правильно делать взмах палочкой, чтобы перекрасить предмет в другой цвет, и они бы вдвоём поупражнялись на волосах Малфоя. Тео научил бы её летать на метле, и они вместе ощутили бы, как отчаянно замирает сердце на большой скорости…