Но на этот вопрос в душе ничего не откликнулось. Будто бы Нотт кинул камешек в бездонный колодец и так не услышал, как тот приземлился на дно. Тео почувствовал колючую досаду. Он раздражённо одёрнул руку, постоял, поглаживая себя по низу живота и хмурясь. Почему вообще люди любят друг друга? За идеальное тело? При взгляде на обнажённую Грейнджер, член бодро дёрнулся в штанах. О да, тело Гермионы ему определённо нравилось.

Теодор вновь медленно провёл лезвием по её животу, наблюдая, как подрагивают напряжённые мышцы. Золотая девочка судорожно втянула в себя воздух, но не произнесла ни звука. Умница. Говорить он ей тоже не разрешал. Её обнажённое тело и нож, на лезвии которого красиво отражался синий свет ночника… это было почти как поэзия.

Не прикладывая силы, Тео провёл сталью по её коже, плавно и медленно очерчивая каждую родинку, наслаждаясь её мягкостью, беспомощностью. У груди, рядом с сердцем, слегка надавил и перевернул клинок остриём, намеренно пугая. Карие глаза Гермионы влажно блестели, будто бы вот-вот на них появятся слёзы. Кровь стучала в висках Тео от вида холодного, острого лезвия, скользящего по её груди. Кончик замер у соска, и Теодор нажал сильнее, отчего Грейнджер беспомощно дёрнулась, но, очертив полукруг, он просто опустил нож, еле сдержавшись, чтобы не припасть губами. Все его мышцы в теле будто бы скрутились в тугую пружину. Нотт вгляделся в её лицо. Серьёзное, собранное, как перед прыжком в холодную воду Чёрного озера. Тео задумчиво упёрся языком во внутреннюю сторону щеки, ухмыляясь. Ты такая послушная.

А может, люди любят друг друга за послушание и удобство? Или просто сильный ломает слабого, подчиняет себе, а потом прячется за словами о любви? Удобно же.

Однако Грейнджер послушной не была. Видимо, восприняв его долгий взгляд за сигнал, что теперь её черёд действовать, она подалась вперёд и прижалась к нему голой грудью. Теодор почувствовал, как твёрдые соски соприкоснулись с его разгорячённой кожей, и в следующий миг ощутил мягкие девичьи губы на своих. Её поцелуй был влажным и слегка неуверенным. Гермиона так аккуратно ласкала его своим упругим языком, что захотелось задохнуться от умиления. Ты такая милая и очаровательная, Цветочек. Наверняка щёки уже пылают огнём. Он обхватил пальцами её подбородок, слегка наклонил и развязно лизнул, оставляя на коже мокрый след. Хотелось слизать весь её стыд и невинность. Его палец пробежался по губам Гермионы, наблюдая, как они приоткрываются, и Теодор безмолвно покачал головой — всё же ты проиграла, Грейнджер. Ты сдалась первая, и приз теперь мой.

— Я не разрешал тебе касаться меня, — его низкий голос нарушил тишину и эхом прокатился по маленькой комнате. Золотая девочка растерянно нахмурилась.

Ты думала, я отвечу тебе нежностью на нежность? Как мило. Но нет, Грейнджер, всё вокруг только используют друг друга. Любви не существует. Пора бы уже и тебе это показать.

— Возьми мой член в рот, — медленно, отчётливо произнёс он и потянул за полоску ткани за её спиной, развязав руки.

Золотая девочка на секунду замешкалась, пытаясь осознать, что именно он от неё хотел. Видимо, это его требование никак не укладывалось в её картину мира. Всё сомнения Гермионы буквально были написаны на лице: вот она тревожно нахмурилась, следом сжала губы и наверняка подумала, что, может, ей это послышалось. Теодор не стал повторять. Всё ты прекрасно расслышала. Её растерянный взгляд скользнул по его груди, вниз к животу и задержался на шраме «Милый».

Он видел, как беззвучно шевельнулись её губы, когда она тихо прочитала это слово, и не сдержал улыбки. Милый, милый, не сомневайся. Беллатриса плохого не посоветует.

Грейнджер растерянно оглянулась, явно продумывая пути отхода, и Тео подчёркнуто равнодушно кивнул, соглашаясь с тем, что Гермиона может уйти в любой момент. В конце концов, это она сама пришла к нему, пусть сдаётся и испуганно бежит. Плевать.

Но вместо ожидаемого побега он неожиданно ощутил тёплую, узкую ладонь на своих рёбрах. Девочка на мгновенье замерла, словно сама не ожидала от себя этого, затем неуверенно очертила кончиками пальцев его пресс, а следом осторожно ослабила шнурок на пижамных штанах. Тео свёл губы в трубочку, тихонько присвистнул и легко рассмеялся. Какая храбрая. Но при этом не стал подсказывать или направлять, лишь склонил голову набок, жадно впитывая малейшее проявление её эмоций. Он видел, как сильно она колебалась, и ему это нравилось.

Развязав шнурок, Грейнджер опять засомневалась и решила просто потянуть время. Она нерешительно прижалась губами к его шее, кончиками пальцев проводя по ключицам. Влажно поцеловала. Теодор стиснул зубы. Ему до безумия хотелось прижаться к ней самому, сжать до болезненного стона, впиться в её хрупкое тело, чтобы она задыхалась и дышала им. Нотту стоило большого усилия просто стоять и не двигаться, пока та изучала его, но он решил ей позволить это. Пусть соберётся с мыслями. Она невесомо водила пальцами по рукам, мышцам, пробежалась по шрамам… Наконец, наигравшись с его телом, Гермиона нерешительно погладила сквозь ткань болезненно возбуждённый член и плавно опустилась к ногам.

Один этот её вид на коленях завёл его не на шутку. Грейнджер вновь замерла, ошарашенно разглядывая выпуклость у своего лица. Она подняла на него растерянный взгляд. Но Тео промолчал. Он не торопил и не подгонял, а просто склонил голову, наблюдая за тем, что же Цветочек будет делать дальше.

Грейнджер осторожно дотронулась кончиками пальцев до резинки трусов и медленно потянула вниз, высвобождая пульсирующий стояк. По его чувствительной коже прошёлся холодный сквозняк, поднимая волну мурашек на руках и шее. Она аккуратно спустила с него бельё к самым щиколоткам и вновь замерла, разглядывая его полностью обнажённого. Член задорно торчал, влажно поблёскивая сочащейся смазкой. «Ну теперь точно сбежит, » — подумал Теодор, но Гермиона скользнула руками по его бёдрам и нерешительно провела пальцами по выступающей венке, словно раздумывая, как подступиться. Нервные рецепторы послали в мозг сладкое, тёмное чувство предвкушения.

Она аккуратно сжала основание кольцом пальцев и провела рукой по всей длине и обратно, размазав большим пальцем выступившую смазку, и неуверенно прикоснулась губами к обострённо-чувствительной головке. Так нежно… Тео застонал и до боли прикусил губы.

— Смелее, — он мягко погладил её по волосам.

Гермиона нежно обхватила член всей ладонью, скользнула влажным языком по венкам, оставляя прохладный, мокрый след, и принялась осторожно касаться головки самым кончиком, очерчивать её по краю и несмело посасывать губами… Она делала это как-то неловко и неумело, что даже раздражало. Тео начал терять терпение и поэтому просто надавил ладонью на затылок.