— Ты подстриглась? — мягко спросил Нотт и игриво изогнул бровь. — Тебе идёт новая причёска, любовь моя.

И Алекто неожиданно тоже расплылась в улыбке.

— Ты заметил? — она кокетливо поправила волосы пухлой ладошкой.

Амикус раздражённо закатил глаза и кинул яркую вспышку заклятья в Тео, тот безвольно упал на землю, и Гермиона испуганно замерла, наблюдая, вздымается его спина или нет. Вроде бы он дышал. Алекто уселась рядом с бессознательным Ноттом и положила его голову себе на колени, ласково погладив по волосам.

— Какой же он красивый, — Алекто склонилась, прижалась долгим поцелуем к его виску и взглянула на Грейнджер одержимым, лихорадочным взглядом. — Тебе он нравится?

И Гермиона инстинктивно подалась назад, хотя бежать ей было некуда, но эта женщина определённо обезумела. Казалось, что Алекто может испачкать и заразить своим сумасшествием всё вокруг.

— Соберись, сестра, — скучающе протянул Амикус, направил палочку на Гермиону и, усилив голос Сонорусом, произнёс:

— Малфой, твоя грязнокровка умрёт прямо здесь, — Кэрроу остриём древка начертил какой-то символ у неё на лбу, но не вложил в это движение никакой магии. Гермионе стало страшно от мысли, что случилось бы, если бы он действительно сейчас колдовал, но Амикус сам добродушно пояснил: — Она умрёт медленно и мучительно. Так, как всегда умирали в моих руках такие твари, как она. Ты знаешь, Малфой, как они пронзительно визжат, когда магия разъедает их изнутри? Так мерзко, громко, словно животные, — Кэрроу провёл палочкой по щеке и надавил на нижнее веко.

— Её очаровательные карие глазки лопнут и прольются кровавыми слезами по этим нежным щекам. Ты хочешь посмотреть на это, Малфой? А потом мы вместе отрежем язык и посмотрим, как она захлёбывается своей поганой, грязной кровью…

Гермиона постаралась абстрагироваться от звучавших слов, как от мусора. Чужие слова нас не определяют, повторяла она себе словно мантру. Её мысли лихорадочно бегали в поисках выхода, а глаза неподвижно замерли на Теодоре. Он всегда носил под штаниной нож, Алекто сейчас полностью отвлеклась на него, продолжая осыпать его поцелуями, и совершенно не обращала внимания на то, что происходило вокруг. Если Амикус ненадолго отвернётся, то можно вытащить у Тео нож и напасть на ублюдка со спины.

Гермиона сосредоточенно следила за Амикусом, который продолжал всматриваться в лес. Перед ней стоял убийца, монстр. Сколько невинных людей он уже замучал? Сколько человек он ещё убьёт, если его не остановить? Грейнджер чувствовала, как чёрная злость выжигает в ней все сомнения. Она сможет это сделать, и рука не дрогнет. Было слышно, как оглушительно громко стучал пульс в висках, словно запустился обратный отсчёт до её последнего рывка. Десять. Малфой ещё где-то на свободе. Девять. Одного удара в шею должно хватить. Восемь… Даже если промажет, то хотя бы Драко сможет…

Из темноты леса бесшумно вышел Малфой.

Семь, шесть, пять…

Сердце, словно брошенный с Астрономической башни камень, полетело вниз.

Четыре, три, два, один…

В несколько бесшумных шагов Драко приблизился к ней. Ощущение падения уже было не остановить. Малфой замер на мгновенье, разглядывая её сверху вниз, и Гермиона только сейчас поняла, что даже не знает, на чьей он стороне. Она с ужасом подняла глаза, встретившись с ним взглядом. Серые. Пустые. О чём он сейчас думал?

Драко бросил палочку и встал на колени рядом с Гермионой. Вначале она испытала облегчение, но следом мгновенно возникло чувство, будто внутри что-то оборвалось. Тонкие, натянутые ниточки надежды лопнули, больно ударив её напоследок. Сердце сорвалось со срезанных артерий и разбилось в лепёшку о землю. Оно больше не стучало. И Грейнджер почувствовала панику — ей действительно показалось, что она не слышала стук своего собственного сердца! Стало вдруг сложно дышать. В горле пересохло, а в ушах зашумело. Белый шум в ушах, чёрные мошки перед глазами. Гермиона в панике подумала, что сейчас просто задохнётся только потому, что не в состоянии отдать приказ своему телу. Дышать. Просто дышать. Они не выберутся отсюда. Надежды нет.

Она прикрыла веки, отчаянно желая проснуться в уютной спальне в Хогвартсе. Вот сейчас прозвенит птичьими голосами будильник Парвати, комната наполнится девичьими вздохами и ворчанием Лаванды. Гермиона усиленно старалась внушить себе эту иллюзию, даже попыталась вспомнить, как сладко пахли духи девочек нотками роз и сирени. Она хотела вновь услышать уютный стук костяных расчёсок о деревянные тумбы, когда девочки заканчивали заплетать себе косы, и скрип их старых дубовых шкафов. Только иллюзия не продержалась и секунды — ни Парвати, ни Лаванда никогда больше не произнесут ни слова. Они обе попали в плен и погибли… сгинули так же, как это произойдёт сейчас и с ней. Они тоже были храбрые и смелые. Грейнджер помнила, как на своей свадьбе Лаванда пела и танцевала, обещая всем, что проживёт вечно. И Гермиона видела, что случилось с ними обеими в конце. Искорёжнные, изуродованные тела.

По щекам прокатились горячие слёзы. Нет, это был не страх. Чувство страха полыхало в ней, когда она наблюдала, как проклятье разъедает Теодора, а сейчас оно, подобно лесному пожару, прогорело, превратив всё внутри неё в чёрные угли. Ей просто требовалась ещё пара секунд, чтобы смириться. Она вдохнула полные лёгкие воздуха, надеясь насладиться последним мигом, небом, запахом ночного леса и осенней травы, но почему-то казалось, что всё пахнет гарью. У них нет никаких шансов. Малфой не должен был выходить сюда. Зачем он это сделал?