— Кто эти… существа? — Назвать ночных гостей людьми не поворачивался язык. — Кто они такие? Зачем они приходили?

— Кто? — Баба Марфа обхватила обеими руками чашку, вдохнула исходящий от нее пар. — Это угарники.

— Кто такие угарники?

— Нежить.

— Как это нежить? — Стеша одновременно верила и не верила сказанному. С одной стороны, как можно верить в подобные деревенские сказки? А с другой — она все видела собственными глазами!

— Нежить — это когда не живое и не до конца мертвое. — Баба Марфа сделала большой глоток кипятку и даже не поморщилась. Точно так же пил ее чай Серафим.

— А они… оно было неживое?

Стеша уселась напротив старухи, обхватила себя руками за плечи. Ее знобило то ли от холода, то ли от пережитого ужаса.

— Устала я, — сказала баба Марфа бесцветным голосом. — Устала и замерзла. На печь полезу. Отдохнуть мне надо. И ты иди спать.

— Я не хочу спать! — почти выкрикнула Стеша и тут же прикрыла себе рот рукой. — Я хочу знать, что произошло сегодня ночью. Это были… какие-то галлюцинации? Вы что-то подсыпаете в этот ваш чай, да? Вы меня опоили?

— Иди спать, — повторила баба Марфа едва слышно.

— Зачем все это? Что вы делаете? — спросила Стеша так же едва слышно.

— Что я делаю?

— Вы пытаетесь заставить меня поверить во все это… — Она запнулась, подбирая правильное слово. — Мракобесие! Вы хотите, чтобы мы с Катюшей ушли, да? Так и скажите прямо! Зачем все это?

— Я хочу, чтобы вы ушли.

Стеша почти до крови прикусила губу, отодвинулась от старухи как можно дальше. Теперь, когда все предельно ясно, нужно собраться с силами и решить, как им действовать дальше. Нет, как ей действовать дальше, потому что вся ответственность теперь лежит только на ее плечах.

— Я хочу, чтобы вы ушли, — повторила старуха усталым шепотом. — Но, боюсь, теперь уже поздно.

— Почему поздно? — спросила Стеша, хотя всего мгновение назад дала себе зарок не разговаривать с бабой Марфой и быть сильной.

— Ты спрашивала, зачем они приходили.

— Это все не взаправду! Это какой-то морок! Галлюциноген в ваших чертовых травках!

— Они приходили за тобой, Стэфа. — Баба Марфа словно не слышала ни ее страха, ни ее обвинений. Баба Марфа словно бы разговаривала сама с собой, и монолог этот никто не смел остановить.

— Почему? — Стеша встала из-за стола, отошла к окну. Специально отошла, чтобы их с этой сумасшедшей старухой разделяло как можно большее расстояние. — Зачем я им?

— Зачем я как раз могу понять. — Баба Марфа допила свой отвар. — А вот почему… Ты мне скажи, Стэфа, почему они явились?

— Я?! — От возмущения Стеша потеряла дар речи. — Я должна обосновать вот эту… бесовщину?!

Она утратила самоконтроль и с шепота снова перешла на крик. Из-за двери, ведущей в спальню, послышался испуганный плач Катюши. Не говоря больше ни слова, Стеша бросилась к сестре.

Катюша сражалась с кем-то невидимым, пыталась выпростаться из тяжелого кокона, в которое превратилось одеяло, стонала и плакала во сне. Стеше понадобилось время, чтобы успокоить сестренку. Когда она вышла, наконец, из спальни, бабы Марфы за столом уже не было, лишь слабо колыхалась занавеска на печи. Стеша в растерянности постояла посреди комнаты, а потом вернулась в спальню, легла рядом с Катюшей и почти мгновенно провалилась в пахнущий гарью и наполненный треском огня сон.

Она проснулась так же внезапно, как и уснула. Открыла глаза, уставилась на подсвеченное солнцем окошко. Катюши рядом не было. Ватное одеяло лежало на полу. В затуманенное сном сознание медленно и неуклонно вползали ночные воспоминания. Или ночные галлюцинации. Стеша села в кровати так резко, что закружилась голова.

— Катя! Катюша! — позвала она, натягивая поверх ночной сорочки кофту.

Сестра нашлась в передней комнате, которая служила им одновременно и кухней, и столовой, и гостиной. Катюша сидела за столом, перед ней стояла тарелка с блинами и чашка молока. Деревянная птичка лежала тут же. Первый робкий луч мартовского солнца золотил ее резной бок. От сердца сразу отлегло, а ужасы минувшей ночи истаяли, как предрассветный туман. Подумалось вдруг, что все это ей просто приснилось. Не было никаких ночных гостей. Не было змеиного черепа на двери. Баба Марфа никуда не уходила и ни в чем не обвиняла Стешу.

— А где бабушка? — Стеша погладила Катюшу по голове.

После смерти мамы болтушка и хохотушка Катюша перестала разговаривать. Нет, она не онемела, но словно бы утратила интерес к словам, как будто ей больше нечего было сказать этому страшному и несправедливому миру. Стеша не пыталась ее разговорить, потому что понимала: всему свое время. Когда-нибудь ее младшая сестра примет случившееся и станет прежней. Стеше хотелось, чтобы это произошло как можно быстрее, поэтому она старалась вести себя так, словно ничего в их жизни не изменилось, словно баба Марфа — это не злая, совершенно чужая им старуха, а любимая бабушка. Ей хотелось, чтобы Катюша думала именно так. Надежды на то, что баба Марфа хоть когда-нибудь по-настоящему признает их своими родными внучками, лично у нее не было.