— Я не могу, — хнычу я, слеза скатывается из уголка моего глаза. Майлз сразу же смахивает её поцелуем. — Майлз, я не могу…

Эмоции переполняют меня, наполняя тело экстазом, а сердце теплом и чем-то ужасно похожим любовь. Что-то тяжелое и в то же время легкое. Что-то твердое, но непрочное.

— Ты можешь, дорогая, — он целует меня снова и снова.

Я теряю контроль над реальностью, видя звезды там, где их нет. Я так сильно сжимаюсь вокруг его члена, что поднимаюсь над облаками, приветствуя ангелов.

— Смотреть, как ты кончаешь — самое сексуальное зрелище на свете, — бормочет Майлз, и я чувствую, как он кончает.

Он закрывает глаза и испускает глубокий вздох. Самый хриплый и тихий из стонов. Майлз прислоняется своим лбом к моему, тяжело дыша. Я чувствую, как его сердце бьется в одном ритме с моим.

ГЛАВА 56

«Потому что есть много вещей, которые заставят тебя улыбнуться» — Cry with you by Jeremy Zucker

Майлз

У нас будет мальчик. Как, чёрт возьми, я должен объяснить своей дочери, которой не нужен брат, что у неё будет младший братик?

— Вы уверены? — я спрашиваю доктора Мэнсон в третий раз. Она ласково улыбается мне, кивает, затем подтверждает, но я снова переспрашиваю.

— Мистер Кинг, я совершенно уверена, что это мальчик.

— Брук нас убьет, — говорю я, когда до меня наконец доходит. У Эмори хватает наглости смеяться над моими страданиями. — Не смейся.

— Я не смеюсь.

Она совершенно точно смеется.

— Вы, кажется, не очень довольны результатом, — отмечает доктор Мэнсон.

— Дело не в этом, — отвечаю я. — Я очень рад, что в доме появится мальчик. Просто у меня есть пятилетняя дочь, которая приставит нож к моему горлу в ту же секунду, как я скажу ей, что у нее будет брат, а не сестра.

Доктор Мэнсон записывает что-то на листе бумаги, затем снова смотрит на меня.

— Мой сын тоже был не в восторге от того, что у него появилась сестра. Они часто ссорятся, но я знаю, что они не могут жить друг без друга. Я полагаю, это и есть любовь брата и сестры.

— Желание убить друг друга и в то же время безумная любовь, — подтверждает Эмори, как будто точно знает, о чём говорит доктор Мэнсон. Что ж, вероятно, так оно и есть. У меня нет братьев или сестер.

— Это относится к полу единокровным братьям и сестрам?

— Они все еще брат и сестра, мистер Кинг.

— Но также и двоюродные брат с сестрой.

Доктор Мэнсон знает о том, что случилось с Милли. Она не знала, что сестра Эмори была матерью моего ребенка, пока на четвертом месяце беременности Эм не попыталась в миллионный раз заверить меня, что с ней всё в порядке. После этого я сдался и рассказал, почему каждый раз, когда мы приходили сюда на обследование, я был напуган больше, чем Эмори.

Я никогда не считал, что для меня потерять Милли хуже, чем для Эмори. Тем не менее, я думаю, что в семейном плане это ударило по мне сильнее. Эмори знает её дольше, но предполагалось, что я буду растить с ней ребенка, а потом все свалилось на меня.

Эмори, возможно, боится умереть во время родов, но ей не нужно беспокоиться о том, что она может растить ребенка в одиночку. Мне не только придётся растить еще одного ребенка в одиночку, я потеряю ещё одну любимую женщину. Она никогда не говорила мне, что боится смерти, но я всё равно беспокоюсь каждый божий день. И я буду беспокоиться до тех пор, пока этот ребенок не родится, а Эмори всё ещё будет живой.

— Это не будет иметь значения. Не беспокойтесь об этом.

Но я беспокоюсь об этом. Что произойдет, когда через десять лет Брук придет домой из школы в слезах, потому что ее одноклассники узнали, что её брат является двоюродным? Это будет звучать так неправильно. Люди видят только причину, чтобы запугать кого-то, не думая, что это причинит другому человеку больше вреда, чем что-либо другое.

Я могу жить с тем, что люди обзывают меня за то, что я влюбился в сестру-близнеца моей покойной девушки. Я могу смириться с отвращением родителей Эмори. Но если моя ошибка причинит боль моей дочери, я не смогу с этим жить. Может быть, они никогда этого не узнают, потому что откуда им знать? Если Брук или её брат не расскажут своим друзьям, никто никогда и не узнает.

— Тогда увидимся через две недели, хорошо? — говорит доктор Мэнсон, вставая со своего стула. Она протягивает мне листок с указанием следующих четырех назначений Эмори.

— Я думаю, да.

Доктор Мэнсон прощается и выходит из палаты, закрыв дверь, чтобы дать Эмори немного уединения, пока она вытирает гель. Я беру несколько бумажных полотенец и помогаю ей дотянуться до тех мест, которые она с трудом разглядывает.

— Ты действительно боишься, что он не понравится Брук, да? — спрашивает Эмори мягким голосом. Она позволяет мне стереть гель. Это странно, но невероятно интимно.