– - Да вы прочитайте!
– - обиженно воскликнул Захар Петрович.

– - Хорошо. Оставьте!

– - Капитальная вещь! Как это не подходяще?!

– - Места много займет.

– - Ничего не значит! Пускайте фельетоны, раз в неделю.

– - Хорошо. Оставьте. Посмотрим...

С этих пор Захар Петрович, заявляясь в редакцию, всегда, после вопроса о новеньком, предлагал и другой вопрос:

– - Ну, когда начнете печатать мое сочинение?

Однажды, когда Захар Петрович спросил об этом Силина, тот пренебрежительно потряс в руках произведение Захара Петровича, и, возвращая тетрадь автору, махнул рукой и сказал:

– - Ерунда, Захар Петрович!

Захар Петрович не ожидал ничего подобного; его физиономия вытянулась, сердце закипело негодованием. Спрятав рукопись в карман и не простясь с сотрудниками, Захар Петрович пошел из редакции.

И больше он не приходил справляться о "новеньком".

Захар Петрович был так оскорблен и унижен, что не пожелал даже получать "Вестник", несмотря на то, что получал он его бесплатно. "Прошу прекратить высылку вашей газеты, потому что у меня нет времени читать всякую ерунду", -- написал он в редакцию "Вестника" по городской почте.

Произошел полный разрыв Промотовых с Рябчиковыми. Захар Петрович не выносил "Вестника" и на всех перекрестках кричал, что газетой завладели нигилисты, и что порядочному человеку не только не следует выписывать ее, но даже завертывать в нее ваксу. Впрочем, не один Захар Петрович был такого мнения: большинство подписчиков были недовольны "Вестником" под новой редакцией. Сотрудники распинались, чтобы сделать из газеты орган с цельным направлением, орган серьезный: они помещали там длинные экономические статьи, переводы с немецкого, полемизировали с далекими противниками по принципиальным вопросам и думали, что каждый номер для всех так же интересен, как для них самих... А обыватель засыпал над "скучной материей", бесчисленными цифрами, фактами, ругался, встречая много непонятных научных терминов, и удивлялся непонятной полемике из-за каких-то там "факторов" политических, экономических и нравственных, до которых ему не только не было никакого дела, но о существовании которых он подчас даже и не подозревал вовсе...

– - Скучная газета!
– - говорили одни.

– - Опять развели свою статистическую антимонию, -- сердились другие.

– - Нечего почитать... Эк изгадилась газета!

Лучшие из благополучных обывателей смеялись над "Вестником" с чужого голоса; перечитывая журнальные статьи полемического характера и привыкши беспрекословно внимать голосу генералов от литературы, эти обыватели так и жарили чужими фразами.

Оставался верен "Вестнику" только Петр Максимыч Коровин, который продолжал брать газету и находил в ней неисчерпаемый источник новых сведений. Были, впрочем, и еще поклонники: приезжие на лето из университетских городов студенты. Многие из них сочли долгом сделать визит "Вестнику познакомились с сотрудниками и аккуратно перечитывали каждый номер газеты. Они почти ежедневно забегали в редакцию то поодиночке, то целой компанией, любили здесь потолкаться и поговорить с Зинаидой Петровной; все они получали "Вестник" и изредка сами давали небольшие статейки. Иногда они собирались у Промотовых почитать новый журнал или послушать написанную Владимиром Николаевичем статью, и автору было приятно, что его произведение вызывает оживленный разговор и дебаты. Между студентами сидел обыкновенно и Максимыч, -- как называли все они Коровина, -- и тоже слушал с нахмуренным лбом и низко опущенной головою чтение; в споры он не вступал, но по лицу его было видно, какое живое участие принимает он в общем разговоре своим умом и сердцем: глаза его то смеялись, то делались серьезными, на лице то вспыхивал румянец, то оно покрывалось какими-то тенями дум и печали...

С материальной стороны дела "Вестника" шли с каждым месяцем хуже. Были подписчики в столицах, в больших центрах, было даже несколько подписчиков во Франции и Соединенных Штатах, но местные, и областные подписчики быстро сокращались, розничная продажа с каждым днем падала.

– - Возьмите, господин, "Вестник"! Интересный фельетончик!
– - предлагал толкавшийся на перекрестке улиц разносчик в красной фуражке и совал проходившему мимо барину свежий номер "Вестника".

Барин пренебрежительно шевелил пальцем и молча проходил мимо, полный недосягаемого величия.

Но самый сильный, так сказать, смертельный удар был нанесен "Вестнику" его бывшим издателем, Борисом Дмитриевичем Сорокиным.

Этот феникс опять возродился из пепла...

Недовольство обывателей "Вестником" под новой редакцией всегда сопровождалось сожалением о "Вестнике" старом, времен Бориса Дмитриевича. Те самые обыватели, которые бранили не так давно Бориса Дмитриевича, теперь вспоминали о нем в самых теплых выражениях:

– - То ли дело было при Борисе Дмитриевиче!.. Уж коли проберет, так действительно проберет... Читать весело и приятно... А это что? Канитель на постном масле...

Одним словом, общественное мнение города постепенно складывалось в пользу погибшего феникса, чем тот и не замедлил воспользоваться. При помощи Волчанского и примадонны Семирамидиной, Борис Дмитриевич получил генеральское одобрение своей идеи -- купить "Справочный листок объявлений", расширить его программу и таким образом создать вторую газету, особенно необходимую в настоящее время в видах противовеса "Вестнику".

Идея Бориса Дмитриевича осуществилась очень быстро, и у "Вестника" явился сильный и опасный конкурент.

В первом номере реформированного "Листка" Борис Дмитриевич выступил за подписью "Старого знакомого" с теплым обращением к читателю:

"Мы, -- писал он, -- прежде всего N-ские жители и потому считаем наиболее существенным пунктом нашей программы писать о местных нуждах, местных интересах, разрабатывать наши собственные N-ские вопросы, а не разглагольствовать об идеалах и принципах, несогласных с самым существом русского человека. Какое нам дело до всех этих рейхстагов и рейхсратов, когда у нас есть свои собственные, освященные законом и временем учреждения?.." и т. д.