– - Знаете, господа, сколько осталось у нас денег?

– - Сколько?

– - 1.050 рублей!

– - Каким же это образом? Не может быть!
– - удивился Владимир Николаевич.

Начали считать, рыться в книгах, припоминать "все сначала": 2.000 р. отдали Сорокину за газету, которую он сгоряча сулил подарить, 3.700 р. уплатили долгов, принятых вместе с газетою на свою шею, потом в типографию, за бумагу, жалованье служащим и сотрудникам, дали взаймы Глафире Ивановне... Припоминалось все больше и больше... Взяли справку у конторщика о приходе и расходе по газете и получили остаток в тысячу с чем-то рублей.

– - Так оно и выходит!
– - радостно произнес Промотов и, успокоившись, пошел было снова в кабинет, но жена остановила его.

– - Что же будет дальше?

– - Это -- неизвестно...

– - Но ведь на 1.000 руб. мы можем просуществовать самое большее два -- три месяца!..

Опять начались подсчеты и соображения.

Наступали тяжелые дни. Сотрудники сидели в конторе и ждали, когда принесут объявление, и как только деньги попадали в кассу, -- жадно перехватывали их в уплату неполученного ими гонорара, конкурируя друг с другом. Обремененный семейством репортер Козлов стал неаккуратен и, словно из милости, сдавал для хроники маленькие заметки и пустенькие санитарные обличения...

Туго получая гонорар, он давно уже завел сношения с "Листком", и тот щеголял теперь разнообразием сообщений о местных происшествиях, скандалах, новостях из административной и торговой жизни. Силин ругался, ежедневно сравнивая номера "Вестника" и "Листка".

– - Ужасное убийство. На Дворянской улице... А у нас оно имеется?

– - Нет, Владимир Николаевич!

– - Что скажете?

– - Опять у нас ничего нет об убийстве.

– - Ну, так что ж такое?

– - Вот тебе и раз! Такой случай нельзя проходить молчанием...

– - Пустяки!

Начинался спор о значении хроники вообще. Промотов относился к хронике с презрением.

– - Какое значение имеют все эти кражи, убийства, подкинутые младенцы?.. Я понимаю какое-нибудь сообщение общественной важности... Заседание, где рассматриваются вопросы экономической важности, известие о каком-нибудь крупном событии из местной общественной жизни, а все эти случаи, младенцы...

– - Вы ничего не понимаете! Хотя вы и последователь объективизма, но простите, вы ни черта не понимаете, если хотите игнорировать этих младенцев...

– - Зачем они? Докажите!

– - Чего тут доказывать? Неужели вы не хотите знать, что большинству наших читателей эти убийства интереснее ваших голых фактов и цифр?.. Вы -- младенец! Подкинутый младенец!
– - горячился Силин.

Промотов терпеливо слушал и улыбался. Зинаида Петровна переходила на сторону Силина.

– - Верно, верно. Сегодня "Листок" продаст пятьсот номеров в розницу, а мы -- пять...

– - Ну и прекрасно! У нас не лавочка...

– - Однако ведь мы должны же думать о денежной стороне дела?

– - Должны. Но все-таки питаться от убийств нам не к лицу.

– - Это непоследовательно!
– - кричал Силин.
– - Сами вы сводите значение личности к нулю, а между тем заявляете претензию на героя.

Спор переходил на принципиальную почву.

Однажды, когда они спорили так между собою, вошел репортер Козлов.

Козлов был немного смущен, виновато улыбался и смотрел по сторонам.

– - Владимир Николаевич!

– - Что?

– - Я... я ухожу от вас, оставляю "Вестник", -- печально заявил Козлов.

– - Почему?

– - Заставляют обстоятельства... Я -- человек семейный... Мне всегда нужны деньги... Мне там дают две с половиной построчно и 30 р. помесячно...

– - Быть может, и мы вам дали бы столько же?

– - Все-таки я не хочу... Я уже дал слово...

– - Было бы... деликатнее сперва переговорить с нами... Я полагал, что мы ближе вам, чем те господа... Сорокины, Монтекристы...
– - с негодованием начал Промотов.

– - Владимир Николаевич! Вы сами знаете, что у вас трудно получить аванс, а иногда и гонорар... А я -- человек семейный...

– - При чем тут близость?
– - вмешался Силин, -- это опять непоследовательно!..

– - Я могу получить причитающийся мне гонорар?
– - спросил Козлов...

– - Сделайте одолжение!
– - гордо ответила Зинаида Петровна.

Оказалось однако, что в кассе было всего 18 р. с копейками, в то время, как Козлову причиталось получить около 30 рублей.

Пришел конторщик.

– - Что скажите?

– - Денег, Владимир Николаевич!

– - Зачем, каких?
– - сердито спросил Промотов.