— Надеешься, что, раздвинув ноги, ты купишь себе его покровительство? Не выйдет.

— Посмотрим, — с достоинством повторила Элиэн и легким кивком указала на дверь: — Вам пора, Советник.

Все еще кипя от гнева, свалг все же сдержался и вышел. Элиэн чувствовала, что от расправы над ней его отделяло только одно — страх перед Вадерионом. Убийство или избиение собственной жены он не потерпит. Но как же ей страшно было под его безжалостным взглядом! Так ее когда-то пугал Вадерион, и вновь она чувствовала себя беззащитной перед лицом всего мира.

* * *

Когда она открыла рот и задала вопрос, весь зал застыл, замер, словно ледяные статуи — никто не ожидал. И только в глазах пленника зажглась надежда. Элиэн плохо знала орочий (что можно выучить за несколько месяцев?), не привыкла быть главным действующим лицом, боялась Ринера, стоящего в метре от нее, и дрожала от сотен взглядов темных — но все равно продолжала говорить. Спрашивать. Выяснять.

Иногда все было понятно и так, и Элиэн отдавала приказ Ринеру, наблюдая за брызгами крови на черных мраморных плитах. Иногда она колебалась — свалг явно чувствовал это, — тогда приходилось идти на сделку с совестью, стараясь не думать о том, что она, возможно, отнимает жизни у невиновных. Иногда она была уверена — это было редко, — тогда Ринеру приходилось скрежетать зубами, но послушным болванчиком стоять рядом. Некоторое время Элиэн даже опасалась, что он все же предпримет что-нибудь, но нет — он был связан приказом Вадериона, невольно наделившим супругу властью. Конечно, муж не ведал, что Элиэн начнет эту власть использовать, но когда прошло время, когда лето сменилось осенью, а затем и новой зимой, она почувствовала крошечное облегчение от своего протеста — она больше не была безликим палачом. И пусть Алеса, Ринер, слуги и другие темные изо всех сил старались усложнить ей жизнь, сделать ее невыносимой, Элиэн начала набираться сил. Вкус власти не пьянил — она ее не желала, — но дарил осознание простой истины: господство над другими дает самую лучшую защиту. Она станет Темной Императрицей. Она заставит их всех поклониться ей. Иначе никак. Иначе нельзя.

* * *

Королевский дворец в Рассветном Лесу был прекрасен, как изящная работа мастера. В нем все дышало легкостью. Он был похож на прекрасного лебедя. Императорский же замок представлял из себя холодного грозного великана. В нем не было ни изящества, ни легкости. Это была настоящая военная крепость. После великолепия Листерэля, после дворца отца Элиэн казалось, что она очутилась в тюрьме. Вечно холодно, вечно страшно, ничего прекрасного. Она долго не могла понять, как здесь можно жить, как можно принять это. А теперь спокойно ехала по Меладе и даже находила, чем полюбоваться. В строительство столицы вложился явно не только Вадерион — здесь присутствовали и другие цвета, помимо черного.

Конь под Элиэн заходил ходуном, и она крепче сжала поводья, стараясь не нервничать: на лошадях она держалась плохо, отец не поощрял это увлечение дочери, как и всегда, считая, что место женщины в доме. Или во дворец. В общем, в запертой комнате с иголкой и ниткой в руках. Только вот не ожидал, видимо, папочка, что дочери придется жить в Темной Империи и жить весьма и весьма «весело». Ведь причина сегодняшней вылазки была в неуемном энтузиазме Элиэн (прямая цитата служанок, подслушанная за завтраком), которая решила, что не следует ей сидеть взаперти в замке, когда идет война. От служанок она узнала, что раненных привозят обратно в Империю — в Меладе был открыт лазарет. Среди темных крайне слабо было распространено целительство. В отличие от светлых эльфов, темные лечить магией не умели, орки и тролли также не обладали данным умением, поэтому немногочисленные целители — или лекари, как называли их в Империи — лечили по старинке. Естественно, от этого росла смертность, многие навсегда оставались калеками. Если темных и было бесчисленное множество, то и умирали они быстро — в этом Элиэн убедилась сама, побывав в лазарете Мелады. Там трудились, в основном, орчихи и оборотни, рук и мест не хватало. После пары визитов Элиэн тряханула Ринера и приказала открыть еще два лазарета. После долгих споров Советник и Императрица пришли к относительному (по мнению свалга) компромиссу — лазареты будут открыты за счет казны Империи, но за чертой города и заниматься всеми организационными вопросами будет инициатор всего этого. Так у Элиэн прибавилось работы и окончательно убавилось времени. Зато по пути из замка через Меладу в новые лазареты она имела удовольствие любоваться городом. Особенно ее пленяли виды вечерней столицы, когда солнце окрашивало в оранжевый и пурпурный темные стены домов. Архитектура Империи, которая поначалу казалась Элиэн грубой и отталкивающей, начинала очаровывать ее. Мрачная, исполненная какой-то таинственной силы Мелада постепенно покоряла сердце Императрицы. Или она всего лишь привыкала?

— Ваше величество! Мы так рады вас видеть! — примерно это прокричала кинувшаяся к ней орчиха-служанка, когда Элиэн въехала в еще не убранный двор второго лазарета. Признаться, искренность и пыл орков до сих пор иногда повергал ее в шок. Даже люди не были столь эмоциональны. А вот орки все делали с душой: и любили, и убивали. Теперь Элиэн поняла слова Вадериона о том, что орки были лучше: ей они тоже нравились намного больше, чем дроу, плетущие интриги. Еще ни один темный эльф не показался ей настолько же искренен и чист, каким был, к примеру, Артог, сын Гортога, да и сам вождь клана Северного Ветра отличался большей чистотой помыслов, чем служанки-дроу в императорском замке. Об этом она могла судить не только по достопамятному приему в честь Дня Кровавой Луны, но и по рассказам жены Гортога — с ней Элиэн познакомилась как раз на строительстве лазарета. Удивительно, но темные вовсе не восприняли идею Императрицы, как бредовую и пышущую излишним милосердием. Орки, оборотни и даже тролли и большинство дроу столицы поддержали ее начинания. Именно здесь, в ее новых лазаретах, как язвил Ринер, она познакомилась со многими важными женщинами Мелады. В основном это были супруги вождей орочьих кланов и кланов оборотней, общин троллей, их дочери и сестры, а также знатные леди — темные эльфийки. Именно здесь, с ними, Элиэн наконец увидела настоящую жизнь Темной Империи, не скованную холодом императорского замка и спесивостью некоторых придворных (для Ринера наверняка подготовлено в Глубинах отдельное кипящее озеро). Да, жестокость была в крови у многих темных, но было в их сердцах место и для милосердия, и для понимания. Они также беспокоились о сородичах, и Элиэн своими глазами наблюдала за тем, как леди-дроу ухаживают за раненными орками. Темные, светлые — все оказались одинаковыми. Отец был королем Рассветного Леса, но избивал Элиэн. Вадерион был Императором Темной Империи и насиловал ее. Какая между ними разница? Если уж задумываться, так супруг хотя бы иногда был с ней вежлив — о тепле и любви она не говорила, — отец же являлся истинным тираном. Так и простой народ: были среди них и плохие, и хорошие. Да, у темных более жестокие законы, выжить здесь сложнее, но Элиэн предпочла бы открытую борьбу за свою судьбу в Темной Империи, чем одинокое и болезненное увядания в болоте Рассветного Леса. Здесь у нее хотя бы был шанс.

— Ваше величество, темной ночи, — приветствовала Элиэн Кенра, супруга Гортога. Это была уже немолодая орчиха с невероятно массивной даже для ее народа нижней челюстью и поразительно добрыми и умными глазами. Из всех своих новых знакомых Элиэн больше всего симпатизировала именно ей.

— Сегодня обещали привезти первые ящики с лекарствами, — принялась рассказывать Кенра, пока они проходили по чистым коридорам лазарета. Темные строили просто, но добротно, и это иногда даже нравилось Элиэн. Как сейчас. Признаться, она не ожидала, что силами добровольцев удастся так быстро построить целых два далеко немаленьких лазарета, но это случилось.

Инспектирование ее «подопечных» заняло почти весь день, а вечером Элиэн уже ждала Алеса. Вот на ком Императрица по-настоящему отыгрывалась, придираясь ко всему. Честно говоря, зачастую это было заслужено: отчеты Алеса запутывала так, что не разобрался бы даже самый въедливый счетовод, а еще она постоянно саботировала какие-нибудь поставки, так что половину зимы замок провел без дров, а лето — без мяса. Война с Алесой все набирала обороты, никто из женщин не собирался уступать, но Элиэн было тяжелее, у нее был второй фронт — Ринер. После их разговора в гостиной свалг больше не играл в «доброго Советника» и, если на Последнем суде он сдерживался, то в обычной жизни при каждом удобном случае пытался уколоть ее. Руки у него были связаны — он явно боялся своего старого боевого товарища и Императора в одном лице, — но словами жалить мог, чем постоянно пользовался. Он был не единственным ее недоброжелателем, но остальные лишь шептались за спиной светлой эльфийки, Ринер же не боялся высказать все ей в лицо — когда рядом никого не было. Элиэн с дрожью думала о том дне, когда в Темную Империю вернется Вадерион: как он отреагирует? Чью сторону примет, если Советник скажет свое слово? Элиэн не тешила себя иллюзиями: Вадерион властью не делился ни с кем, даже с ближайшими товарищами (назвать другом Ринера она не решалась — у мужа не было друзей). Оставалось лишь надеяться на то, что он простит ей это своеволие, выслушав доводы. Вадерион все же был крайне разумным эльфом и — в некоторой степени — справедливым.

— Вы вновь не позаботились о качественном выполнении своих обязанностей, — прервала отчет Алесы Элиэн, постукивая пальцами по подлокотнику.

— Вновь, — с насмешливым вызовом подтвердила управляющая, всем своим видом говоря: «Рассчитай меня, раз я тебе не нравлюсь». Как бы это было легко! Но нет, Элиэн не собиралась идти по простому пути. Темные ценили лишь силу. Будь у нее возможность (и отсутствие моральных терзаний), она бы просто-напросто убила бы зарвавшуюся слугу — так поступила бы любая леди или лорд Империи. Но Элиэн не обладала такой властью, поэтому у нее оставался лишь один выход — выжить Алесу из замка. Вынудить управляющую уступить ей, уйти. Только тогда она ее победит.