— Какая тебе вообще разница?! — вспылила она.

— Эй, я тебе вроде как помочь пытаюсь!

— Да зачем?! С тех пор, как ты вмешался, всё наперекосяк!

— У меня была весточка из прошлого… — вспомнил я вдруг. — Только для меня это была хорошая и важная весточка. А ты почему-то получила плохую, хотя до этого у нас всё было одинаково — мы оба вляпались в очень похожие неприятности. ДТП, одержимая, пытающаяся меня убить, разбитый телефон… Всё, как ты сказала. Что-то изменилось в Дикой Охоте, почему-то у меня исправилось, а у тебя нет.

— Почему ты вообще думаешь, что мы связаны?!

— Сама прикинь. Какова вероятность, что с нами произойдут совершенно одинаковые события в один день? Но в тот день они были одинаково плохими, у меня всё сыпалось из рук, происходило всё максимально плохо. А после Дикой Охоты… Нет, после того как я тебя спас — всё исправилось.

— И что ты предлагаешь? — насторожено спросила мышка.

— Не знаю, надо подумать. Может быть, ты должна меня спасти? Надо понять, почему вообще мы так странно связаны. Придёшь в себя, съездим к моей ясновидящей, может она что подскажет.

— Я не останусь у тебя, — Катарина смотрела исподлобья.

— Я не собираюсь удерживать тебя силой, — пожал я плечами. — Хочешь — уходи, хоть прямо сейчас. Вызвать тебе такси?

Катарина открыла было рот, но вместо ответа вцепилась пальцами в ошейник и заорала, падая на пол, уронив кружку с глинтвейном. По комнате поплыл омерзительный запах горелой плоти.

Я бросился к девушке, понимая, что шансов спасти её мало. Если я не справился с ошейником раньше, то как, чёрт побери, снять его сейчас, когда счёт идёт на секунды?! Не особо раздумывая над тем, что делаю, я схватился за ошейник, включая себя в цепь чар. Как минимум, я посильнее несчастной девчонки буду.

Кто бы это ни был, он планировал убить, а не наказать или найти. Катарина выла от боли, а я лишь глубже загонял пальцы под ошейник, пытаясь нащупать и разорвать те чары, что её убивали. Боль настигала и меня, словно мне в мышцы загоняли гвозди, игнорировать её становилось всё сложнее, но если Катарина могла это вытерпеть, то и я должен был. Меня словно дикий азарт какой-то взял. Спасти воровку, драчунью и профессиональную жертву. Но это она была бок о бок со мной в Охоте. Случайно, да, но почему-то теперь мне казалось это важным.

Я рвал и драл чары изнутри, потому что я не знал, как ещё их можно уничтожить, я не умел противостоять подобному. Я тупо заливал силой, надеясь, что я окажусь сильнее того, кто их накладывал. Ещё немного… ошейник поддался, я чувствовал, что он вот-вот лопнет. Но и сил у меня больше просто не было. Я выложился в ноль, до основания, до капли. Я мог отступить, мог бросить её умирать. Может быть даже ей повезёт, и подранные мной чары её уже не убьют. Или похититель сохранит ей жизнь в последнюю секунду.

Я сделал свой выбор: хотя у меня осталась только энергия собственной жизни, я зачерпнул и там, выжигая чужие чары. Ошейник развалился, опал драными кусками, Катарина рухнула на меня, и я, не в силах держаться, обессиленно опустился на пол, обнимая, прижимая к себе девчонку.

— Ты жива, — шепнул я ей, неожиданно её губы оказались прямо перед моими, и я зачем-то поцеловал её — властно, агрессивно, подчиняя, вкладывая в этот поцелуй все свои чувства — азарт, страсть, радость победы.

Мягкие и податливые губы мышки чуть приоткрылись, мне показалось, что сейчас раздастся сладкий стон, и до кровати мы уже просто не дойдём, но вместо этого щёку обожгло болью, а моя злая мышка вырвалась из объятий.

— Я не продаюсь! — она вскочила, разъярённая и смешная. Вот разъярённая Ольга — это жуть. А мышка… Полотенце с головы слетело, русые волосы в беспорядке упали на плечи. На шее багровая полоса, не такая яркая там, где были мои пальцы. Страшно представить, как же это больно, если мои руки горят огнём.

— Извини, — постарался как можно спокойнее ответить я. — Ты едва не погибла, и я отдал все свои силы, чтоб спасти тебя, и позволил чувствам взять верх. Я ни к чему тебя обязывать не собираюсь, как и удерживать. Хочешь уйти — уходи. Но позволь сначала хотя бы ожог обработать.

Я был почти уверен, что сейчас она решительно переоденется в свою одежду, натянет куртёнку, годящуюся только для ранней осени, и сбежит, но она меня удивила, оставшись.

Если руки я мог просто сунуть под воду, то для шеи Катарины пришлось сооружать сложную конструкцию изо льда, пакетов и полотенца. Уложив её на диване, я налил себе воды в миску и сел за стол, опустив пальцы в ледяную воду. Разлитый глинтвейн всё ещё оставался на полу и на моей рубашке. Надеюсь, пятна от вина отстираются, это одна из моих любимых рубашек.