– Я тебе матерью клялась, что останусь здесь и буду оз-авой, – взмолилась Варвара. – Пообещай кое-что и ты…

– Ишь какая! Молокососка, а с гонором. Чего от меня хочешь?

– Тебя Офтай зовёт. Посоветоваться хочет. Засомневался он. Того гляди передумает ковать оружие для всей деревни.

– Ну, и хорошо. Пустая это затея. Делай оружие или не делай, всё одно. Отдадут нас монастырю, сыну боярскому или стрелецкому сотнику. К этому всё идёт, девочка.

– А как же Денис? Что здесь ему делать, если Офтай раздумает вооружать деревню? Он научит Валгая ковать инвентарь и уедет в город, запишется в служилые… а я здесь останусь соломенной вдовой. Потому как тебе обещала остаться, матерью клялась. Потеряю я Дениса.

– Ах, вот оно что! – ухмыльнулась Инжаня. – Хорошо, Толганя. Помогу тебе… но подумай, какое бремя я повешу на свою вайме? Подвигну односельчан на тяжёлый ненужный труд. Вселю в них напрасные надежды…

– Понимаю… – неуверенно промямлила Варвара.

– Тогда помни: ты – моя должница. Не забыла, что я тебе говорила про веник?

– Да. Нужно схватить самый старый тяльме. В твоей бане, у окна.

– Вот! А теперь клянись ещё раз.

Инжаня поставила чащу на пол, так и не выпив из неё ни капли, подошла к печи и вновь вынула из подпечка липовое поленце.

– Переступай, Толга! Клянись вайме своей матери, что побежишь к венику во что бы то ни стало, несмотря ни на что. Не сможешь бежать – поползёшь. Сразу же, как только увидишь меня умирающей.

Варвара покорно переступила через обрубок липового ствола.

– Моя помощь дорого стоит, – посмотрев ей в глаза, задушевно произнесла Инжаня. – Я ведь пойду против совести. Платой станет твоя вайме.

Варвара побелела от ужаса.

– Что станет с моей душой?

– Не пугайся! – ласково улыбнулась Инжаня. – Ничего страшного с ней не случится. Потом всё узнаешь. Пока об этом не думай. О чём-нибудь ещё хочешь меня попросить?

– Да, – собравшись, ответила Варвара. – Давай повременим с занятиями. Вот нога у мужа пройдёт, и я снова стану к тебе ходить. В любое время дня. Денис провожать будет.

– Чего ты боишься? – удивлённо подняла брови Инжаня.

– В темноте за мной кто-то крался. Уже не раз.

– Мужчина? Женщина?

– Женщина. Невысокая. Выглядит, как кубышка.

– Не бойся её, – отмахнулась Инжаня. – Это Нуянза. Она не опасна.

– Как не опасна? Она же ополоумела!

– Где ты это слышала?

– У тебя. Так сказал её брат. Разве не помнишь?

– Ну, пусть так. И что с того?

– Мало ли что сумасшедшей бабе в голову взбредёт.

– Ты её на голову выше. Ты крупнее, сильнее её. Что она тебе сделает?

– Возьмёт топор, подкрадётся сзади и рубанёт, например…

– Ну, хорошо, – согласилась Инжаня. – Пока Денис не выздоровел, будешь учиться до обеда. Теперь пошли к Офтаю.

Дед Офтай сидел за столом, не шевелясь и, казалось, не дыша. Сидел, упёршись взглядом в грязное пятно на стене. Если б не вошли Варвара и Инжаня, он ещё долго пробыл бы в оцепенении.

Рушилась мечта, которой он жил последние годы. Он ничего не понимал в металлургии и кузнечном деле, и до разговора с Денисом не догадывался, каким напряжением сил обернётся его затея. Ведь всей деревней придётся день за днём вгрызаться пешнями в мёрзлый лёд окрестных болот. Потом опять же всем миром сушить и прокаливать накопанную руду, закладывать её в сыродутные печи и превращать в крицу. А затем… когда ещё Денис накуёт хорошее оружие? Через год? Через два? Сможет ли Вирь-атя всё это время тихо таиться в Челнавских дебрях? Не найдут ли её раньше татары или рузы?

Размышляя над этим, Офтай не заметил, как к нему подошла Инжаня.

– Что с тобой? – щёлкнув его по лбу, спросила она.

– Думаю… – мрачно ответил он.

– А я уж испугалась, не удар ли приключился. Думала за травами сбегать, заклятьями тебя полечить…

– Не нужно, Инжаня. Я здоров. Просто печаль снедает…

– В чём дело?

– Ты права оказалась. Насчёт сабель…