– А, это ты, оз-ава из Вирь-ати!

– Шиндяй! Говорят, ты новый домишко надумал строить. Льняная пакля нужна? – Инжаня взяла быка за рога. – Могу на рыбу обменять.

– Чего ж нет-то?

– Тогда давай! Учти только: мне лещей просматривать некогда, – Инжаня колко посмотрела ему в глаза. – Если подсунешь мне плохую рыбу, с плесенью, с шашелем или с опарышами, то Ведь-аву крепко разозлишь. Дочерей твоих она бесплодными сделает. Да и тебя самого может утопить.

– Я хоть раз тебя обманул? – обиделся рыбак.

– Не было такого! – согласилась Инжаня. – Потому и приехала к тебе, а не к кому-то другому. Напомнила на всякий случай, что со мной играть не надо.

Шиндяй отправился в сарай, где хранилась рыба на продажу. Скоро висящий над телегой медовый аромат смешался с запахом вяленых лещей, и у Варвары закружилась голова.

– Может, в гости заглянешь, прелестница? – подмигнул Инжане Шиндяй.

– Я же сказала: времени нет. Сейчас на торг в Томбу спешу.

– Спеши-спеши! В полдень там будешь, не раньше. На обратном пути загляни, если время позволит. Я ж всегда тебе рад.

– Загляну ненадолго, – сказала Инжаня и запрыгнула на телегу.

Жеребец поплелся на юг вдоль берега Цны. Рыбак разочарованно посмотрел вслед телеге: хотел часок побаловаться с красивой волховкой из Вирь-ати, да не получилось.

Варваре ехать было тяжело. Сидеть стало жёстче, но, главное, её раздражал запах вяленой рыбы.

– Мутит меня что-то, – шепнула она Инжане. – От этих лещей, будь они прокляты.

– Неужели не любишь вяленую рыбу? – удивилась тая.

– Как же? Рядом с Жолнямой выросла. Раньше любила рыбку, а теперь не знаю, куда деться от её вони.

– Она разве воняет? Свежая она, – пожала плечами Инжаня и перешла на русский. – А ты, Денясь, чего думаешь? Пропали лещи?

– Да нет, хорошо пахнут.

– Значит, мне мерещится вонь, – вздохнула Варвара. – Может, с недосыпу…

Грунтовая дорога была ухоженной и наезженной, по ней часто ходили повозки между Тамбовом и селом Моршей, где недавно был построен царский двор. Подвода катилась вдоль берега Цны, гладкую поверхность которой укрывал слабый туман. Сосновые боры перемежались с березняками и осинниками. Варвара понемножку принюхалась к запаху лещей, привыкла – и он перестал её раздражать.

На полпути к Тамбову, когда солнце уже высоко поднялось и начало проглядывать между кронами берёз и дубов, на источенный короедом борт телеги сел маленький красный жук.

– Якстерь инжаня! – засмеялась Варвара и толкнула плечом оз-аву.

– Что ж, спросим у неё, поменяется ли погода, – ответила та. – Промокнем на обратном пути или нет.

Она осторожно взяла божью коровку и подбросила, прошептав:

Якстерь инжаня!

Мани афток пиземс?

( Красный жучок!

Ясно будет или дождливо?)

Жук расправил в воздухе крылья и полетел в сторону прибрежного краснотала.

– К вёдру, – порадовалась волховка. – Сухими домой вернёмся. Это хорошо, но чересчур уж бабье лето затянулось! Так не должно быть…

К Студенцу телега подъехала, как и ожидалось, в полдень. Лишь узкая река отделяла путников от стен города.

Денис не видел Тамбов два месяца и поразился тому, как он изменился. Слободы огораживали уже не поваленные деревца с заострёнными сучьями, а плотный острог, совсем свеженький: бурые колья с бледно-жёлтыми остриями ещё не успели посереть.

– Частокол втрое выше тебя, Толга! – шепнул Денис. – И покрепче, чем в Козлове. На совесть мужики сработали!

– Путила Борисович мне про Боборыкина часто рассказывал, – ответила Варвара. – Он не любит этого боярина. Не любит, но уважает. Суровый, говорит, и дельный.

– Я тоже слышала о нём, – поддакнула ей Инжаня. – Здесь, на торге. Строгий он. За плохую работу батогами бьёт…

– А за что ж его Быков не любит? – спросил Денис.

– Из разных дерев они вырублены, – сказала Варвара. – Боборыкин строить укрепления мастер. Не воин он. Из крепости не выезжает почти. Совсем не как Быков. Путила Борисович – как раз боец…