– Ужель и ты теперь думаешь, что оружие деревню не спасёт?

– Не в этом дело, Инжаня. Горбатиться много придётся. Всей деревней. Согласятся ли люди?

– Если дело лишь в этом, не отступайся! – сказала та. – Созывай пуромкс. Я помогу тебе убедить людей.

– Жалко мне их. Трудный же труд и опасный, а люди зимой отдохнуть хотят, к весенним работам сил подкопить.

– За свободу нужно платить, – улыбнулась деду Инжаня. – А ты как хотел?

– Но ты же сама говорила, что пустое это.

– Говорила… а теперь иначе думаю. Раз затеял дело, доводи его до конца.

– Тут ещё Денис в Томбу собрался. За причиндалами для горна. Не по душе мне эта поездка. Денег в общинной казне кот наплакал, а чугунный колосник дорого стоит… – вздохнул Офтай.

Инжаня понимающе кивнула.

– Я с ним отправлюсь. Пригляжу.

– Когда поедете?

– Сегодня вержи, день крови, – ответила Инжаня. – Скотину режут. Завтра шуваланя. Мясо на торг люди повезут. Надо ехать.

– Завтра так завтра, – согласился Офтай. – Только ведь до Томбу сорок вёрст. На рассвете выедете – в полдень будете. Поздновато приедете.

– Что делать, Офтай. Ночью ехать опасно, а колосники для кузнечных горнов – не горячие пирожки. Они мало кому нужны. Никто их не раскупит.

– Вы ж не порожняком поедете. Товар на торг повезёте. Мёд, воск, паклю… Успеете продать?

– Почему ж не успею? – усмехнулась Инжаня. – Я ж не раз бывала в Томбу. Тамошних купчиков знаю. Кому-нибудь из них да сбуду.

Она строго посмотрела на Варвару:

– Всё слышала? Долго с Денисом не спите, утром не тешьтесь. Выедем до рассвета.

– ---

[1] День Евфимия Осеннего в 1636 году – 15 октября по старому стилю (25 октября по новому).

[2]Угорский выков – сабли венгерского типа.

Часть 3 Жертва Девы воды

Глава 21. Василий Поротая Ноздря

В город они отправились ещё затемно. В выстланную соломой телегу была запряжена немолодой, но ещё не чахлый жеребец. Правил подводой Валгай. Остальные сидели на мешках с паклей.

Запах лесного мёда стелился вокруг парей-пудовок – кадок, выдолбленных из толстых липовых колод. К нему примешивался резкий и чуждый запах целебной жидкости, который доносился из котомки Инжани: она взяла с собой это зелье, чтобы в дороге натирать ногу Дениса.

К Цне ехали сквозь молодое сосновое редколесье, погружённое в лёгкий туман. Путь освещала полная луна, взобравшаяся высоко-высоко, почти к зениту.

К восходу солнца конь дотрюхал до устья Челновой. Там на въезде в деревню высилась статуя мокшанского князя, вырезанная из ствола дуба. Она почернела от времени и дождей, растрескалась и выглядела внушительно и зловеще.

Денис слегка толкнул Варвару плечом:

– А ты говорила, у мокши нет идолов …

Та задумчиво потупила взгляд.

– Это не идол, – ответила вместо неё Инжаня. – Ему не молятся.

– А что же это тогда? – удивился Денис.

– Славный азор. Жил он давным-давно, при Тюште, однако память о нём не умерла! Чуткий у него был слух, вот он и звался Кулеватом. За версту чуял татарских коней. Слышал он даже звуки подземного мира и подводных глубин. Ведь-ава узнала об этом и возмутилась. «Не должны смертные знать, что творится в моём хрустальном дворце!» – решила она и забрала Кулевата к себе в вечное услужение. Он утонул в омуте, где Жолняма в Цну впадает. Ямы там глубокие! Леща в них много, потому и дешёвый он. Можем выгодно обменять паклю на вяленую рыбу, и уже с ней в Томбу ехать. Навар поделим. Половину мне, четверть тебе и четверть Толге. Ну, и Валгаю чуть отсыплем, чтоб молчал. Как ты на это смотришь?

– Тебе виднее.

– А ты, Толганя, не против? – поинтересовалась Инжаня.

– Чего мне противиться? Деньги всегда пригодятся, – ответила Варвара.

Валгай остановил лошадь возле низенькой курной избы, которая стояла на высоком берегу над излучиной Челновой.

– Шиндяй, ты дома? – крикнула Инжаня.

Из сарая послышался шум. Это застучали друг о друга сушёные рыбины. Затем скрипнула дверь, и вышел широколицый хозяин. Его лысая голова напоминала улыбчивую луковицу.