— Купит, — подтвердил Мэйнфорд. И подавил тягостный вздох. Сейчас он ощущал себя еще более древним, чем утром.

Может, и вправду в отпуск уйти?

А город… да бездна его не возьмет. Простоял не одну сотню лет, простоит и пару недель.

Тельма с трудом дождалась окончания рабочего дня. Нет, ее не дергали, напротив, про нее будто бы забыли. Посадили в чистой комнате, которая, кажется, плавно переходила в полное Тельмы владение. Кохэн принес чулки, а кроме них — и обед в картонной коробке. Особенно умилила жестянка с лимонными леденцами, перевязанная розовой ленточкой.

— Если что-то нужно… — масеуалле сегодня был серьезен.

— Знаю. Сказать тебе. Ты купишь.

— Я серьезно.

Тельма отмахнулась, признаться, в тот момент ей хотелось одного — остаться наедине с собой. Выпить треклятый холодный кофе, в который сахар сыпали щедро, силясь сладостью заглушить отвратительный привкус жженой муки.

Кофе она выпила.

А потом медленно, тщательно прожевывая каждый кусок, съела и сэндвич. Закусила конфетой… и с этого момента время потянулось медленно.

Работа была.

Вот только сосредоточиться на ней не выходила. Тельма брала вещь за вещью, всякий раз с трудом преодолевая брезгливость. Вещи, пусть и просохли за ночь, но все одно были грязны, страшны, некоторые успели зарасти плесенью. И очевидно было, что с них и чудом ничего не вытянешь, но чудеса — чудесами, а протокол — протоколом.

Взять.

Сосредоточиться.

Сделать вдох. И выдох. Провести по влажноватой поверхности самыми кончиками пальцев, знакомясь, уговаривая то, что скрыто внутри улики, не бояться.

Память тоже живая.

И не всякому готова открыться. Это очевидно, только наука считает очевидное ересью, и если так, то Тельма — еретичка… какая разница, если не говорить об этом вслух?

Память выманить непросто.

Обрывки-нити, иногда — голоса, чаще — смутные запахи, а если повезет, то и картинки, пусть размытые, но техники обработают записи. И тогда, быть может, получится вытянуть из них хоть что-то.

В базе сотни пропавших детей, так ей сказали вчера.

Ушли и не вернулись.

Ушли и…

Вещи закончились как-то и вдруг, почти как леденцы из жестянки, которую Тельма сунула в карман, как и розовую издевательскую ленточку. Пробежалась пальцами по коробке, пересчитывая кристаллы. Ее всегда удивляло, что, заполняясь, кристаллы теряли прозрачность, мутнели, порой и вовсе цвет меняли. Нынешние имели болотно-бурый оттенок.

Возможно, это что-то значило.

Техники разберутся.

Коробку Тельма запечатала. Бросила взгляд на часы: четверть восьмого. И рабочий день давно закончился, и время для визитов, если разобраться, не самое подходящее.

Чем не предлог отсрочить встречу?

Один день погоды не сделает.

Тельма тряхнула головой: нет уж, хватит бегать. А то этак она и вправду уверится, что сидит в участке исключительно в силу своего желания служить обществу.

К счастью, нынешний вечер выдался ясным. Ощутимо похолодало, но к холоду Тельма давно привыкла.

Тридцатый автобус высадил ее на границе района. И можно было бы пересесть на двадцать второй — маршрут Тельма давным-давно изучила — но она решила пройтись пешком. Всего-то два квартала, а ходьба — то, что нужно, чтобы очистить голову.

Настроится.

Только настроится не получалось.

Тельма шла. И отражение ее переползало из витрины в витрину. Здесь не боялись ставить огромные стекла, вероятно, у владельцев хватало средств на установку щитов. В стеклах, омерзительно чистых, отражались фонари, которые, что характерно, работали все.

Здесь и пахло иначе.

Сдобой крохотных пекарен, кофе и пряностями, еще красками, свежестью… радостью какой-то, которая заставляла Тельму чувствовать себя чужой. И она сторонилась, что витрин, что собственного в них отражения — всклоченной мрачной девицы, одетой не по месту неряшливо.

Она сама не заметила, как ускорила шаг, спеша убраться с этих ровных улиц, сбежать от домов из красного кирпича, от фонарей и кованых вывесок, от людей, которых было много, несмотря на поздний час. Напротив, вспомнилось, что Второе кольцо с наступлением ночи оживает.

Художники и писатели, актеры и актрисы, и те, кто лишь мечтает стать актером, достаточно успешным, чтобы позволить себе здесь квартиру, пусть и крохотную, съемную… мама рассказывала, как жила здесь, с улыбкой, словно сама не верила, что было это в ее жизни.