…секретарь главы отделения покончила с собой.

Была ли она виновна, девочка-куколка с высокой прической и бровками, выщипанными в нить? На снимке она гляделась наивной.

Влюбленной.

Как и другая, которая перерезала себе вены в ванной… продавец ювелирного магазина, который был ограблен. Убиты двое охранников.

…третья.

И четвертая. Все похожи друг на друга, словно сестры, и не столько внешностью — блондинки и брюнетки, даже рыжая отыскалась — сколько выражением лица. Они жили в мечтах.

Наверное, полагали, что эта мечта вот-вот исполнится.

…затишье.

…отъезд из Нью-Арка, больше напоминавший бегство. Кольцо вокруг Донни сжималось, и среди людей его нашлось немало тех, кто был недоволен существующим положением дел. Донни был… осторожен, пожалуй, что осторожен, если протянул так долго. Хитроумен.

Опасен, как гадюка.

И чужд дну Нью-Арка.

Донни любил красивую жизнь. И частенько появлялся на Острове в компании новой подружки… правда, потом эти подружки исчезали, а куда — не известно.

…в Нью-Арке и вправду довольно укромных местечек.

Домой заезжать все-таки пришлось.

При солнечном свете машина Мэйнфорда гляделась еще более неказистой, чем обычно, да и сам он куда острее чувствовал свою чуждость этому месту.

Слишком аккуратному.

Правильному.

Продуманному в каждой своей черте.

Проклятье, оно все, от плавучих ресторанчиков, защищенных от непогоды куполами заклятий, до небоскребов в центре, напоминало Мэйнфорду матушкину гостиную. Стильно.

Великолепно.

Непригодно для жизни.

И он с облегчением перевел дух, оказавшись на той стороне Пролива. Не удержавшись, Мэйнфорд все же оглянулся: солнечный свет отражался в куполах, и сам Остров походил на огромную жемчужину, зажатую в черных цапах мостов.

У дверей Мэйнфорда ожидала стопка почты, среди которой выделялся пухлый желтый конверт, запечатанный алой лентой заклятья.

Надо же…

Он провел над конвертом ладонью, закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям.

Бумаги.

Просто бумаги.

Ни взрывчатки. Ни «пыльцы» нежданным подарком, ни свернутых проклятий, которым хватит и случайного прикосновения, чтобы зацепиться.

Надо же… давненько Мэйнфорду не посылали обыкновенных писем.

Конверт он вскрыл на кухне, и содержимое вытряхнул на стол, ради этого сдвинув коробку с засохшими останками пиццы в сторону. Наклонился. Понюхал листы… сосредоточился, пытаясь поймать тень опасного аромата.

Ничего.

Бумага. Чернила. И, кажется, кровь… нет, не его, что и понятно. В лаборатории выяснят, чья именно. Кто бы ни отправил бумаги — а обратного адреса на конверте Мэйнфорд не обнаружил — он весьма предусмотрительно отметил каждую страницу. Кровь как гарант безопасности?

Оригинальное решение.

Мэйнфорд бросил взгляд на часы: половина десятого. И Кохэн наверняка землю носом роет. А с другой стороны, раз в жизни имеет он право опоздать? У него, может, причина уважительная имеется…

Бумаги Мэйнфорд читал, устроившись на полу. Брал лист, пробегался взглядом, откладывал в сторону. Брал новый. Пробегался… откусывал черствый хлеб, которым и плесень побрезговала… заедал сыром. И пытался понять, сколько во всем этом правды.

Имена.

И фамилии.

Одиннадцать девушек. Три официантки. Одна начинающая актриса. Художница… домработница. Трое продавцов, и судя по месту работы, девушки работали в неплохих магазинах. Две секретарши… самой младшей — девятнадцать. Старшей — двадцать семь.

Все одиннадцать мертвы.

Мэйнфорд потер переносицу.

Ничего криминального… почти ничего криминального. Подпольный аборт на поздних сроках. Кровотечение. Летальный исход, который, наверное, можно было бы предотвратить, если бы девушки вовремя обратились за помощью.

Но ведь не обращаются.

Всегда молчат до последнего, терпят, надеясь, что кровотечение само собой остановится. Прячутся за универсальными амулетами, которые, может, и способны залечить пару-другую царапин, но уж никак не предназначены для серьезных случаев. А они… боятся.

Дознания.

Допроса.

Того, что грязная маленькая тайна выплывет наружу… предпочитают умереть, но не заговорить.

Одно не понятно, зачем эти бумаги прислали Мэйнфорду?

Он перебрал все страницы.