Меня проводили. Куча напутственных слов, поехал в Ленинград. По пути познакомился с ребятами, они ехали поступать в военное училище Имени Ленинского Комсомола (подводный флот). При подаче документов мне вежливо отказали – нет мне восемнадцати, я декабрьский. Меня задело, дошел до председателя комиссии, не помогло. Дошел до начальника училища, контр-адмирала. С пылом и патриотизмом доказывал, что мне здесь место, потомственный военный, а тут какихто пяти месяцев не хватает, и терять двенадцать. Видя мой напор и целеустремленность, дал добро, на себя взял ответственность: «Сдавай, потом что-нибудь придумаем, коли так». Математику сдал на пять, физику на пять, и тут по училищу поползли страшные слухи, одни страшнее других, да с подробностями. Трагедия на подводной лодке, атомоходе, много жертв и название – Имени Ленинского Комсомола. Гибель под водой страшнее вдвойне, у меня где-то перемкнуло, всплыло все детство с прощальным маршем, учиться расхотелось. Как уйти? Завалить экзамен. Да и рано мне сюда поступать. О том, как добивался возможности, что придумывал – не вспоминал. Надо завалить экзамены. Следующий экзамен сочинение. Пишу название – «кратность – сестра таланта», рисую матроса в бескозырке, подпись и сдаю. Офицер по полит.части со мной провел беседу, за нарушение дисциплины получил три наряда, это армия. На весах две пятерки. Я промолчал. Наряд на камбузе – чистить котлы, мыть посуду, драить пол и т.д. С шести утра до полуночи марафон. На камбузе все делал молча, у меня была цель. Меня привели на пересдачу, и я повторил. После меня привели к адмиралу, он был взбешен. «Я взял тебя под свою ответственность, а ты, засранец!…» и т.д. Не буду примеры приводить, да и какое может быть оправдание засранцу? Я знал, что я не прав, он говорил чистую правду. «Ну что же, ты свой выбор сделал, вспомнишь наш разговор… – вызвал наряд, – Этого засранца посадить на поезд до Мурманска, к мамкиной титьке, военкомат разберется. Послужишь щенок, послужишь». Я все время молчал, пытался что-то вставить, но куда там.

А что делать дальше? Не хотелось расстраивать родителей. Пока ехал, познакомился с парнем – он ехал поступать в пединститут. По волне кривая вывезет, раздолбай, никакой целеустремленности. У прохожих узнали, как пройти в пединститут, двинули по направлению. Был я в Мурманске проездом и ничего не знаю, познаем город оба. Навстречу шел молодой человек в матросской форме – лихо надета мичманка, брюки клеш, на рукаве знак отличия. Я спросил, где учится, на кого. Гордый ответ: «Средняя мореходка, учусь на механика, а училище через два квартала». Я задумался – что-то близкое, родное. Смотрим, идет пара, девушка с офицером, да нет, с курсантом – пять нашивок, белая рубашка с галстуком, офицерский китель, брюки клеш. Остановил, спросил, где училище. С нагловатым превосходством, рисуясь перед девушкой, сказал, где стоит Высшее военно-морское инженерное училище. Я окончательно созрел. Другу: «Леша, пойдем в пед, узнаем, что и как, потом в мореходку».

В пединституте узнали всю кухню по подаче документов, когда экзамены. Пошли в мореходку, там прием документов заканчивается через три дня. Время для меня спрессовалось, побежал в военкомат, куда должны доставить документы или уже доставили. Как я там добивался своих документов, с каким остервенением! Как мне сказали, надо распоряжение военкома. Я к нему – «Невозможно, через два дня получишь». Не подействовало даже то, что ночевать негде, в гарнизон без документов не пустят. «Это твои проблемы». Братская солидарность, военком во время войны с адмиралом на одной лодке служили. Два дня провел на ЖД-вокзале, голодный и злой. В военкомате сказали «завтра приходи». Сказал, что иду писать заяву в прокуратуру и в горком партии, и что я несовершеннолетний.

Мне выдали документы на третий день, последний день приема в мореходке. Я сдал документы одним из последних. Помог мне седой мужчина в годах, меня обо всем спрашивал, на кого подаю, – «На судоводителя? Хорошо. А может, на электромеханика?» – как-то ненавязчиво спросил. На экзаменах я увидел этого мужчину, позже узнал – декан электромеханического факультета, Быховский, умнейший человек, большой ученый, автор многих книг, автор учебника эл-тех для судоводителей. Обратил на меня внимание, помогал, потому что я до ужаса похож на его сына. Сын погиб в Ленинграде в Блокаду. Когда я увидел его фотографию, я как будто посмотрел в зеркало. Бывает же такое. На судоводительский факультет был строгий прием. Три потока не показали нужное количество абитуриентов, на четвертом потоке сделали послабление. Снизили проходной балл, даже сделали набор кандидатов на платное обучение, пока кто-то по учебе или дисциплине не вылетит. Сдав экзамены, я набрал четырнадцать баллов. Вывесили списки сдавших экзамен, Быховский подошел и попросил перейти к нему на факультет с такими знаниями. Я извинился и сказал: «Если буду – то только наверху, буду капитаном». Он меня опекал до четвертого курса. Я был у него дома. Когда он приглашал, я не мог отказать. Там я увидел фотографии его сына. Как говорили второкурсники, главное – выдержать первый курс, от мамкиной титьки в суровую школу с дисциплиной, постоянной учебой, привыканию к общественной пище. Ходить голодным тяжело, и что только не съешь, за счастье выловить кусок вареного сала, бррр…

На первом курсе учили высшую математику, контрольные, коллоквиумы, – просто решение на доске во время занятий проводил уникальный преподаватель, Фокин, первый начальник Училища. У него была уникальная привычка – декламировать Маяковского. Смотрит, кто-то тупит и не может решить, он к нему подойдет и тихо: «Ты слышишь, стучат, стучат колеса поезда, ты еще можешь успеть». Все, человек в ауте. Курсант решает у доски, и встал он: «О ужас, выжег из железа стон, по большевикам прошло рыданье, – и трагически, – иди, беги!». Впадаешь в ступор. А он непосредственно выявлял неспособных к учебе. Только из-за математики было отчислено около сорока человек. Контрольную за семестр я решил быстро и перевернул лист с расчетами, помогал соседу. Что-то заподозрив, подошел ко мне, увидев чистый лист говорит: «Даа… Ты, как стрела пущенная из лука, попадешь домой». И так мило улыбается. Я переворачиваю лист: «По большевикам прошло рыданье», он: «Смотри мне. Иди, сдавай».

Родителям вешаю лапшу на уши, мол в пединституте сильно занят, все неискреннее вранье. Учился неплохо, беспокоила только химия, в которой знаний было ноль, а тут молекулярная химия, что делать? В школах учителя химии были молоденькие девушки, но для нас одна беда повальная – эпидемия на беременность, потом сохранение, и – международная тройка без знаний. Самое поразительное другое – на первую лекцию по химии входит очень, очень похожая на Клавдию Олеговну, небольшого роста, красивая женщина тридцати-тридцати пяти лет, модно одетая. У меня сердце ухнуло вниз, я всю лекцию не сводил с нее взгляда. Она представилась – Маргарита Олеговна. После занятий я подошел к ней, спросил разрешение задать вопрос. Я ей рассказал, что в школе не получил никаких знаний, объяснил причину, а тут молекулярная химия, как быть, что делать, с чего начать? «И скажите, у вас не было сестры, Клавдии Олеговны?». Она очень пристально на меня смотрела: «Да, Клавдия Олеговна моя сестра, только…». «Знаю, я был ее учеником в городе Быхове, извините». «Клава мне писала про удивительно талантливого мальчика. Я дам тебе с чего начинать ты справишься». Удивительна судьба с ее выкрутасами. Она уходила медленно, не такой уверенной походкой, какой пришла. Я же смотрел на нее, в голове с катастрофической быстротой все проносилось другая жизнь.

Курс химии вытянул, сдал на твердую тройку, уходя, сказал, что позже приду и пересдам на лучшую оценку, если она не против. На третьем курсе написал заявление в деканат на пересдачу экзамена по химии. Долматов, это декан судоводителей, меня почему-то с первых дней называл Виктор Иванович, оттого что самый молодой на курсе. «Виктор Иванович, тебе это зачем? Оно никуда не идет». «Я обещал пересдать и дал слово». Я, пересдал на твердую четверку, это была моя последняя встреча с прошлым.

Мурманск портовый город, и где-то в октябре-ноябре участились случаи избиения всех, кто носит морскую форму. Местные окружают и избивают. Я готовился заступить на вахту вестибюля общежития и разговаривал со сменщиком. Входная дверь открылась, и вошел, вернее, ввалился пятикурсник – вся шинель изрезана, весь в крови, рухнул. Тут же сыграли тревогу, вызвали скорую, я с аптечкой – к нему, перевязал. Крови много потерял. Скорая приехала минут через двадцать, забрали и увезли. Не довезли пятикурсника.

Все училище очень быстро построилось на плацу, и без офицеров. Командовали старшины рот. Сообщили в Среднюю мореходку и морпехам.

В 15:00 в черной форме, молча, поротно, быстрым шагом – на Пять Углов. Это центральная площадь города, там порезали пятикурсника. Быстро окружили – первыйвторой курс – внешнее кольцо, третий-четвертый – среднее кольцо, пятый-шестой – в центре. Команда – кому от пятнадцати до сорока лет – жестко учим, особенно уголовников не пропускаем. Средняя мореходка основательно прошлась по неспокойному рабочему району, можно сказать, перестарались, детвора в форме. Военные как бы рассыпались патрулями в другом районе и очень жестко реагировали на сборища в два-три человека, выучку отрабатывали.