Шрифт:
— Что?
— Что я ненормальная. — Слова получаются жесткими и напряженными. Это плохо. Нужно убираться, пока ситуация не стала хуже. Я вскакиваю на ноги и ухожу.
— Подожди!
Я не останавливаюсь.
Он зовет меня и идет следом. Вскоре он начинает задыхаться. Походка у него неровная, перебиваемая глухими ударами костыля. О чем он только думает, пытаясь угнаться за мной со сломанной ногой. Я оборачиваюсь ровно в тот момент, когда его нога поскальзывается на грязи и он теряет равновесие.
Мое тело реагирует прежде, чем я успеваю что-либо понять. Я бросаюсь вперед и ловлю его. Он заваливается на меня, хватая воздух ртом. Сердце его бешено колотится в грудной клетке. Кажется, что крохотное животное, посаженное в коробку, бьется о стенки, пытаясь выбраться. Уже не помню, когда последний раз я оказывалась так близко к кому-то, чтобы услышать сердцебиение.
— Ты в порядке? — спрашивает он, задыхаясь.
— Да, — отвечаю я, тоже едва дыша. Странно, что он спрашивает меня, хотя это он поскользнулся.
Я понимаю, что наши тела соприкасаются по всей длине, и меня бросает в панику. Я отдергиваюсь, беру с земли костыль и передаю ему, ни разу не подняв взгляд. Затем я разворачиваюсь и собираюсь идти, но он хватает меня за запястье. Все мое тело деревенеет от шока.
Я смотрю, как его пальцы сжимают мою кожу. Я прерывисто и резко дышу, его пальцы проникают сквозь кожу, в кости, в мою ДНК.
Когда я начинаю говорить, голос звучит низко и хрипло:
— Отпусти.
— Элви.
— Отпусти.
— Ты не ненормальная, — говорит он твердо.
Внезапно мои стопы врастают в землю.
Он смотрит на свою руку, которая все еще сжимает мое запястье. Очень медленно, словно с большим усилием, он по одному разжимает пальцы. Я отдергиваю руку и прижимаю ее к груди, кожа все еще горит в том месте, где он меня касался. Но я не убегаю.
Кулаки разжимаются. Головокружение волной прокатывается по всему телу, и появляется ощущение, словно из меня вышибли дух.
— Давай это обсудим, — говорит он. И добавляет негромко: — Пожалуйста.
Мы возвращаемся на лавку и садимся. Я обхватываю колени, плечи напряжены, взгляд устремлен на мои поношенные черные кроссовки.
— Если не хочешь заниматься со мной сексом, можешь просто сказать. Я не обижусь. Я не потому так отреагировала. Это из-за того, как ты на меня посмотрел… — Я делаю вдох. — Неважно.
Он закусывает нижнюю губу. Кулаки, сжимающие костыль, побелели.
— Слушай, я не то чтобы не хочу. Но я не думал, что ты просто возьмешь и спросишь. Люди обычно до этого ходят на несколько свиданий.
— Ну у людей и на одну ночь бывают свидания.
— Да, но это другое. Мы не незнакомцы, которые подцепили друг друга в баре.
— Да или нет.
Несколько раз он открывает рот, как будто чтобы что-то сказать, но опять закрывает.
— Разреши пригласить тебя на ужин, — наконец говорит он.
Ужин. Ну это кажется приемлемо. Потихоньку, осторожно. Я киваю:
— Где.
— Есть какое-то место, которое тебе нравится? Я не очень хорошо разбираюсь в ресторанах, но, кажется, есть французское местечко, которое считается хорошим, поблизости.
Я никогда не пробовала французскую кухню. Я хожу только в одно-единственное кафе, в небольшую закусочную в нескольких кварталах от моего дома, в которой круглосуточно подают блинчики.
— «Бастерз».
— Серьезно?
Я киваю.
— Ну тогда в «Бастерз».
Мой кубик Рубика все еще лежит на влажной траве. Я поднимаю его и вытираю о край толстовки. Хорошо, что мы идем поесть, потому что я хочу задать ему несколько вопросов. Я все еще не уверена, что это произойдет. Он не сказал однозначного «да», но и «нет» тоже не сказал.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В «Бастерз» Стэнли и я оказываемся единственными посетителями, кроме пожилой пары, расположившейся за угловым столиком. При входе стоит скульптура, талисман заведения — подмигивающий бобр ростом с человека, в поварском колпаке и со стопкой политых сиропом блинчиков на подносе.
Я заказываю шведские блинчики, а Стэнли — яйца бенедиктин. Официантка наливает нам кофе.
— Если мы все же этим займемся, у меня есть несколько условий.