Шрифт:
Но внутренний вид колхозных хат все же можно воспроизвести по тем мелким штрихам, которые разбросаны в очерках и книгах советских писателей.
Писатель Н. Вирта в книге «Крутые горы» как бы вскользь, мимоходом, бросает лаконичные, но многозначительные замечания о колхозных хатах: «поломанные печи», «стены заваливаются»…
«Стены заваливаются»: сгнили. Ведь, они стоят более 30 лет: в лучшем случае, со времён НЭП-а или даже дореволюционного периода.
За весь период коллективизации, от 1929 года и до сих пор, колхозники в огромном большинстве не имели и не имеют возможности строить себе жилище.
«Печи поломаны». За 30–40 лет и печи развалились. Они развалились за этот срок даже в тех избах, которые стоят на месте. А ведь многие колхозные хаты совершили за это время ряд «перебросок». В 1918–1920 годах хуторян–столыпинцев советское правительство принудительно переселяло с хуторов обратно в деревни. От 1922 до 1928 года многим крестьянам коммунистическая власть разрешила добровольно переселяться на посёлки. А в годы коллективизации и в послевоенные годы большевистские самодуры опять выгоняли колхозников из посёлков и «сселяли» их в крупные колхозы, «агрогорода»… И продолжают это делать до сих пор…
От ветхости и «перебросок» печи были поломаны и разбиты и валились. Укрупнённые Селения, или колхозные «агрогорода» коммунистических «факиров», превратились в развалины, в трущобы…
В дореволюционной России крестьяне спали на больших деревянных постоянных кроватях или на кроватях разборных: на нарах, которые перед сном из досок настилались, а утром разбирались и выносились в сени. Спали также на печи, на широких лавках, которые стояли, прочно прикреплённые, около печи и около стен.
Постель состояла из самодельных матрацев (приготовленных из грубой холщевины и набитых соломой), из подушек, из одеял или из дерюг (одеял из двойной мешковины).
Нередко постели были примитивны. Но они были элементарно удобны: спать на них было нежестко и нехолодно.
Но теперь, за десятилетия колхозной жизни, у крестьян ничего не осталось от их постелей: ни матрацев, ни одеял, ни холщевины, ни мешковины, ни дерюг. Нет у них теперь ни кроватей, ни нар; часто нет даже лавок.
Поэтому одни члены семьи располагаются на пени, а другие вынуждены спать просто на полу, на соломе, как спят свиньи в хлеву. Причём, спать на полу, на соломе, не только жёстко, но и холодно. Полы теперь в колхозных хатах почти сплошь не деревянныё, а земляные. Накрыться нечем: нет ни одеял, ни дерюг, часто нет и тёплой одежды. Прикрываются тряпьём…
В еженедельнике «Посев» (Франкфурт) были напечатаны воспоминания одного эмигранта о посещёнии колхозных деревень. Он рассказывает о том, что колхозники спят на полу, на соломе. В романе Андреева «Грачи прилетели», который опубликован в 1960 году, описано это «ложе» колхозников: «Павел с Серёжей спали посреди избы на соломенной постели»…
Электрическое освещение в колхозных деревнях встречается очень редко.
Главным видом освещения является керосиновая лампа, в том случае, когда есть керосин.
«В правлении колхоза, как всегда, горела керосиновая лампа», — пишет Яшин в рассказе «Рычаги».
Роман Андреева «Грачи прилетели» рисует ту же картину: «В сенях… ощупью отыскали дверь (в правление колхоза). Мигающий язычок лампы без стекла не мог раздвинуть густого дымного сумрака».
Колхозные работники ведут об этом освещении горькие разговоры: «Читаю в газетах: пустили атомную электростанцию мы первые в мире… Нравится мне это! Горжусь. А вот жить здесь с керосиновой лампой категорически не нравится»
Один из тех 30.000 коммунистов, которые были посланы Центральным Комитетом Коммунистической партии для укрепления колхозов в 1956 году, председатель колхоза в Гжатском районе, Смоленской области, говорит журналисту: «Из всех лишении, которые терпят здесь люди, отсутствие электричества показалось мне самым страшным. Странно и дико было мне, инженеру–электротехнику, оказаться под старость при керосиновой лампе»…
Сами колхозники не видят в керосиновом освещении ничего «странного»: и в дореволюционных и в советских деревнях никакого другого освещёния крестьяне ещё не видали. «Лампочка Ильича» светила и светит пока только в пропагандной литературе. Об этом один автор пишет: «Темновато живёт наша глубинка. Только в рассказах иных наших писателей электричество горит обязательно в каждом колхозе». Колхозных электростанций, даже самых мизерных, «…пока ещё очень мало. А во многих и многих деревнях горит ещё керосиновая семилинейка, с треснувшим и заклеенным бумагой «пузырём» (стеклом).
Для колхозников «странно» и «дико» кажется то, что очень часто ни в своём кооперативе, ни в районе они не могут купить ничего, что необходимо для керосинового освещения: ни керосиновой лампы, ни стекла, ни фитиля, ни керосина.
И тогда люди вынуждены переходить на коптилку–маслёнку: блюдце с маслом, где мерцает самодельный фитилёк на про–волоке. Тот же автор говорит: «А не подвезёт сельпо керосину, и коптилка-маслёнка в ход идёт. Тоскливая картина! Видимость самое большее в радиусе полметра, к потолку тянется витой шнурочек копоти, по углам шевелятся густые тени»…