– Как не остались, дедушка! Для тебя и жарил! – засуетился Ворон, подскочив к нему. Взял под локоток, подвёл к столу, не забыв шикнуть на Костянику – брысь, мол, хватит с тебя!

– Э, нет, погоди, – сурово нахмурился Ягыч. – Сам-то ел? А внучке давал?

– Ел, конечно, давал, – торопливо ответил Ворон и тотчас услышал Костяникино фырканье. Поправил себя: – То есть дам ещё, не волнуйся, ты садись, дедушка, садись поудобней…

Ухмыльнувшись, Костяника стянула с верхушки стопки последний, самый горячий и кружевной блинчик и, показав братцу язык, выскочила с добычей за порог. Вслед понёсся возмущённый вопль:

– Ах ты ж сорока!..

Ягыч, и без глаз понявший, что произошло, громко расхохотался. А потом взялся за блины, до которых всегда был большой охотник и мог умять в одиночку целую стопку.

– Сорока-воровка, рыжая плутовка, – тихо пропела Костяника переделанный под себя стишок, сев у колодца неподалёку от тына. Посмотрела на остатки хмари – тонюсенькие, редкие млечные нити, плывущие в воздухе, – и медленно, растягивая удовольствие, стала поедать блин.

Кушанье было сладким, жирным. Аж пальцы от масла блестят. Костяника ела, привычно бегая взглядом по сторонам. Когда-то даже такой незамысловатый блинчик был для неё пищей богов. Тем, что могут позволить себе лишь богатеи с мошной, полной золота. В те голодные времена она привыкла пожирать добычу быстро, глотая крупными кусками, пока не отняли. Еле отвыкла потом.

Доев, Костяника вздохнула. Вытерла зажиренные губы тыльной стороной ладони, нахмурилась. На ум снова пришёл злосчастный сон, а потом и другие воспоминания. Фигурки, что так любил вырезать отец, мастер по костям, милая улыбка рыжеволосой матери, дорога через лес и добродушный торговый люд, а потом…

Раненый мужик, что колобком выскочил из леса. Внезапные крики со всех сторон. Свист стрел, лязг мечей и, самое страшное, хохот. Ликование охотников, гнавших одного, а получивших куда больше добычи. Хватай – не хочу.

Костяника невольно обняла саму себя. Вроде бы столько лет прошло, а вспомнишь – и будто снова там, среди гибнущих людей, настигнутых лиходеями. И снова мать кричит ей бежать в лес, зовёт Ялгой и умоляет не оборачиваться.

И она бежит. Потому что ей всего десять, и ей очень, просто дико страшно…

Это потом измученные ноги доведут её до города. Невредимой, но смертельно усталой. Это после, обезумев от голода, она украдёт первый крендель с прилавка уличного торговца, наткнётся на стайку мелких, удивительно-борзых воришек и примкнёт к ним. А спустя пару лет эта стайка воробьёв перейдёт под крыло птиц посерьёзней.

Ну а потом…

Костяника покрепче сцепила руки.

Она выживет. Отыщет кости родных на той проклятой дороге. Прочитает по ним их последние воспоминания и накрепко запомнит лицо главаря лихих людей. Того самого, который вскоре явится к главному городскому вору, чтобы предложить им то самое Дело.

– Эй, Малая! – резкий окрик вспугнул воспоминания.

Костяника вскинула голову, чтобы увидеть подходящего Ворона. Помнится, в день знакомства он тоже крепко её напугал.

«Ещё бы тут не напугаться, – подумала Костяника. – За спиной лютая погоня. А впереди вдруг чёрная молния с неба, врезается в землю – и поднимается этим ворчливым патлатым…»

– Вставай. На обученье пора!

Костяника застонала.

– Какое обучение? Ещё с того раза синяки не прошли!

– Похнычь мне тут, – Ворон склонился и твёрдой рукой поднял её с земли, точно котёнка за шкирку. – Знаешь ведь, что надо.

Надо. Ещё как надо. Сколько ни учись Костяника у Ягыча разной ворожбе, а всё равно: вдруг попадётся какой лиходей, которому нипочём эта ворожба, есть ведь такие, чем тогда будет обороняться? Вот и учит её упрямый Ворон, чей тятька трудился в городской дружине. Гоняет, как заправского отрока, и плевать ему, что она девка.

– Ну пошли… – вздохнула Костяника.

Вскоре, взяв из клети учебный, деревянный меч, она встала напротив сурового братца. Пригнулась боевито, приготовилась отбивать удары. Прыгать и уворачиваться.

Миг – и Костянику атаковали. Еле успела отскочить.

– Защищайся!

«Ну держись, братец!» – вскипая, подумала Костяника и кинулась на противника. Ей почти удалось достать его, ударить мечом по ноге, когда с неба раздалось шипение – прилетели зрители.

– О, любимчики твои, – проворчал Ворон. – Явились мамку защищать…

Гуси-лебеди и правда не любили, когда они бились на мечах. Вот и сейчас плюхнулись на землю около Костяники, взъерошили все перья, стали угрожающе тянуть шеи к Ворону. Не трожь, мол! Уйди! Сейчас как цапнем зубищами!

– Что тут за шум такой?

Костяника обернулась, увидела бредущего на звук Ягыча. Только хотела сказать, что всё хорошо, как он вдруг споткнулся на ходу. Покачнулся, прижал костяную руку ко лбу. Замычал, как от боли, не разжимая губ.

– Господин Ягыч!.. – задохнулась Костяника.