А затем раздалось какое-то… скрежетанье? Скрип? Узник прислушался. Кто-то чем-то шкрябал по стене. Спустя несколько минут, Альдо догадался, что его сосед пытается сделать в ней дырку. И, судя по громкости звука, успех возможен. Это была явно не самая толстая из стен.

Альдо поискал хоть что-то, чем можно было скрести стену, но у него ничего не было. Кроме… глиняных черепков.

Он приложил ухо к стене, определил место максимального звука, и принялся самым крупным из осколков соскрябывать штукатурку. Дырка должна была получиться под столом, а, значит, равнодушный стражник не обнаружит её.

За маленьким окошком под самым потолком каменной клетки сгустилась тьма. Альдо зажёг свечу. Ему каждый день давали по восковой свече, но тратил он их не каждую ночь. Только тогда, когда накрывал беспричинный, детский страх перед темнотой. Такого ужаса Рандвальд не испытывал даже в детстве. Альдо вообще не были свойствены иррациональные страхи. Как правило, ложась спать, он просто закрывал глаза и засыпал. И во сне снова скакал на лошади, рубился или догонял оленя.

В тюрьме всё стало меняться.

— Кто ты?

Альдо задохнулся от счастья, услышав чей-то глухой голос. Ему захотелось плакать и целовать стену. Человек! Первый человек за… целую вечность.

— Рандвальд, Южный лорд, — ответил он, с трудом проглатывая колючий ком в горле.

— Альдо? — переспросил незнакомец.

Рандвальд вздрогнул и ударился затылком о стол. Альдо? Альдо?!

— Кто ты?

Ужас мешал ему говорить. Не так много людей в мире могли лорда Рандвальда назвать уменьшительным именем. По-семейному.

— Ойвинд.

Сосед по несчастью не стал упоминать своего титула. Да это и не было нужно. Ойвинд, внук Нэйоса, герцога и хранителя Шёлкового щита. Родной брат Эйдис. Никаких других Ойвиндов, которые могли бы назвать Южного лорда «Альдо» просто не существовало.

— Что ты… Как ты…

Альдо не мог говорить, он задыхался от волнения. От радости, перемешанной с ужасом.

— Ульвар, — мрачно ответили ему. — Мерзавец!

«Нет, нет! Не может быть!»

— Нет, — прохрипел Альдо. — Принц обещал меня вытащить… Он не…

Из-за стены раздался глухой смех.

— Король, Альдо. Теперь наш король.

Ко-роль? Рандвальд закрыл глаза, силой воли пытаясь не думать о том, что это значит. Он чувствовал себя так, будто весь его мир стал карточным домиком, и кто-то вытянул не ту карту. «Вот и хорошо, вот теперь Ульвар точно разберётся, — Альдо ворочал мысли, как каменные глыбы, заставляя не думать об ужасном. — Поэтому так долго… Не до меня… Надо потерпеть…»

Но страшные мысли упорно прорывались в сознание: «Король может помиловать… Одним росчерком пера. Мог бы, если бы хотел…» —«Если бы он меня помиловал, то заговорщик остался бы не найденным!» —«Мог хоя бы перевести из тюрьмы бы под домашний арест…»

Ранвальд закрыл глаза, перевернулся, прислонился к стене спиной и затылком, пытаясь унять бег разрушительных мыслей.

— Альдо, нам отсюда не выйти. Только на эшафот.

— Не говори так… Ульвар обещал разобраться…

— В чём?

— Кто оклеватал в моих глазах Эйдис. Мне сказали, что она мне изменила, и я, дурак, поверил… Но Уль объяснил…

— Он соврал.

Альдо закрыл руками лицо.

— Нет! Он поклялся. Эйдис мне не изменяла. Это клевета! Мы оба — жертвы этой клеветы…

— Эйдис мне сама призналась.

— Ты лжёшь, — прошептал Альдо. — Ойвинд, ты лжёшь!

Зубы стучали. Внезапно в камере стало так холодно, что задрожало всё: руки, ноги, голова…

— Рад был бы. Альдо, Ульвар обесчестил твою жену против её воли. Она побоялась признаться тебе в этом, но я — её брат…

— Ты лжёшь! — завопил Альдо, вскочил и ударил в стену кулаком. — Лжёшь! Лжёшь! Лжёшь!

И разрыдался, снова упав на пол и уткнувшись в колени. Беззвучно, тяжело, безнадёжно пытаясь выдохнуть.

— Тогда почему ты до сих пор здесь?

— Замолчи!

«Серх сказал, что принц втолкнул её в карету… И там…», — раздался дрожащий, взволнованный голос дворецкого в его голове. И молчание Эйдис. Ни одной вороны. Ни одной…