Так было с тех пор, как я чуть раньше распахнула дверь своей квартиры, и мои глаза чуть не вылезли из орбит при виде него, стоящего на пороге. Опрятный. Умный. Нервный.

Желая сорвать с него одежду, начиная с застегнутой на все пуговицы синей рубашки, я бы начала с того, что запустила бы руки под закатанные манжеты его рубашки — по его бледным, но подтянутым предплечьям.

Заправленная в пару черных отглаженных слаксов, ничто никогда не возбуждало меня сильнее, чем вид парня в…

Подтяжках.

Да. Подтяжки, ради всего святого.

Я хочу их щелкнуть.

Провожу руками вверх по его груди, под подтяжками по всей длине.

Медленно расстегни его рубашку и спусти подтяжки с рук — просто чтобы увидеть выражение его лица.

Я возвращаю свой похотливый взгляд к окну.

— Что ты рассказал своей маме обо мне?

Его глубокий голос наполняет кабину его безупречно чистого автомобиля:

— Честно говоря, ничего особенного. Она была слишком занята, отчитывая меня за то, что я сохранил тебя как мой маленький грязный секрет, — она особо не расспрашивала меня. Все, что она знает, — это то, что рассказала ей моя тетя.

Маленький грязный секрет… восхитительно.

Я вздыхаю, жалея, что у меня его нет.

В тихой кабине его шикарной машины я слышу, как Декстер пожимает плечами. Повернувшись так, чтобы моя голова была обращена к нему, я убираю прядь волос с лица. В свете уличных фонарей его глаза следят за движением, когда моя рука ласкает щеку, перебирая мои длинные локоны.

— И что же она сказала?

— Только факты — что ты была вежлива. — Декстер колеблется. — И красива.

Красива; это слово поселяется в моем мозгу и пускает там корни в то же самое время, когда мой желудок совершает сальто; неожиданное, приятное, маленькое сальто.

Красива. Никто никогда раньше не называл меня так.

Симпатичная? Да.

Хорошая? Да.

Очаровательная девушка по соседству? К несчастью.

Декстер тоже считает меня красивой? Я не хочу показаться тщеславной, но после того, как он не пригласил меня на свидание, я решила, что, возможно… ему не нравлюсь. Может быть, я не в его вкусе. Может, он действительно просто хочет быть другом. Поиграй в любящую девушку на одну ночь — и только на одну.

— И выше нос — они все думают, что ты южанка, так что удачи тебе в этом.

— Поверь, я смогу вовлечь в разговор нескольких из них. Доставить тете Бетани дешевое удовольствие.

— О, я уверен, что сможешь. — Его улыбка кривая и удивленная.

— Сладкий, вас всех ждет угощение.

Декстер прочищает горло.

— Так, она в курсе об этом, но больше ничего. И, конечно, она думает, что мы встречаемся уже некоторое время. За что… Прошу прощения.

Я ловлю себя на том, что говорю:

— Все в порядке, — когда мы заезжаем на парковку загородного клуба. Ловлю себя на том, что нервно тереблю подол своей юбки, когда он целеустремленно обходит машину с моей стороны после того, как мы паркуемся. Обнаруживаю, что у меня немного слабеют колени, когда его рука вежливо прижимается к моей пояснице, направляя меня к толпе людей внутри.

И когда я снимаю куртку, и он передает ее в гардероб, Декстер обнимает меня за талию.

Я напрягаюсь, но не от неудовольствия.

А наоборот.

Декстер замечает это.

— Все нормально? Думаю, было бы странно, если бы я не прикасался к тебе, да?

Я делаю все возможное, чтобы кивнуть, сглатывая комок в горле.

— Все нормально. Ты прав, это было бы странно. Я имею в виду, если бы я была твоей… девушкой, ты бы прикоснулся ко мне. Веди себя непринужденно.

Он выдыхает струю воздуха — словно подбадривает себя.

— Да. Хорошо. Ладно. — Он что-то бормочет. — Просто чтобы мы были на одной волне.

— Декстер, все в порядке. Я не против, чтобы ты прикасался ко мне. — Это взбудоражит мои гормоны, но, — правда. Я не возражаю.

Черт возьми, нет, я правда не против. Вовсе нет — на самом деле совсем наоборот.

Мой взгляд возвращается к подтяжкам.

Боже.

Взволнованный этим новым развитием событий, напряженная рука Декстера расслабляется, его ладонь ложится мне на бедро.

— Ты можешь называть меня Декс, если хочешь. Так меня называют мои друзья и семья.

Нет. Не собираюсь этого делать; не тогда, когда имя Декстер скатывается с кончика моего языка, как последняя капля вина из бокала, и возбуждает в самых неподходящих местах.