— Это… так очаровательно, Эйден. Спасибо.

— Спасибо, что доверилась мне, когда я сказал тебе закрыть глаза и повёз на другую сторону острова.

Она слегка смеётся и потягивает коктейль.

— Естественно, я тебе доверяю.

Накрыв её щёку рукой, я мягко целую её.

— Я не воспринимаю твоё доверие как должное. Последние несколько месяцев вовсе не способствовали доверию. Они вообще ничего не упростили. И за это я прошу прощения.

Опустив взгляд, Фрейя водит пальцем по песку у края нашего одеяла.

— Зигги вчера сказала кое-что, что мне запомнилось.

— И что же?

Она задумчиво морщит лоб.

— Она сказала, что легко говорить кому-то, чтобы тот открыто говорил о боли, но это сложно сделать, когда твоя боль кажется постыдной или… пугающей. Это заставило меня подумать о том, как страшен для тебя провал. Какой дорогой ценой он обходился тебе в детстве и молодости. Провал для тебя и провал для меня — это абсолютно разные вещи. Я хотела, чтобы при столкновении с риском ты вёл себя так, как я, и доверил мне эти страхи. Но когда ты в прошлом чувствовал угрозу или уязвимость, тебе приходилось полагаться на себя, чтобы выжить. Вместо того чтобы помнить об этом, я восприняла это на свой счёт.

Моё сердце гулко ударяется о рёбра. Я провожу ладонью по её руке и сжимаю её ладонь.

— Я рад, что провал значит для тебя не то же самое, что для меня, Фрейя.

Она смотрит мне в глаза, смаргивая слёзы.

— Мне бы очень хотелось, чтобы тебе не приходилось расти в такой обстановке, Эйден. Мне это ненавистно.

— Я знаю. Но это в прошлом. И посмотри, что есть у нас теперь. Посмотри на всё, что перед нами, — я целую её в висок. — Я бы прошёл через это тысячу раз.

— Почему? — спрашивает она.

— Потому что это часть того, что привело меня к тебе. Ты стоишь всего этого.

Она утыкается лбом в мою грудь и слегка водит головой туда-сюда, обвив рукой мою талию.

— Мне жаль, что я не поняла. Когда мне показалось, что ты отстранился, я отстранилась сама вместо того, чтобы пойти за тобой следом. Так и надо было сделать.

— Тебе было больно, Фрейя, — тихо говорю я. — Ты не должна была оказываться в ситуации, когда тебе пришлось гоняться за мной.

Между нами воцаряется тяжёлое молчание, если не считать шелеста океанского бриза в пальмовых листьях, угрожающего задуть наши маленькие свечки.

— И всё равно. Мы оба впредь будем лучше, — решительно говорит Фрейя и поднимает мизинчик, когда я обнимаю её крепче. — Обещаешь?

Я обхватываю её мизинец своим и целую то место, где встречаются наши пальцы.

— Обещаю.

***

— Я объелся, — стону я.

Фрейя удовлетворённо вздыхает.

— Я тоже. Это было невероятно.

Мы лежим на одеяле и смотрим в ночное небо, мерцающее звёздами.

— Я не могу привыкнуть к тому, какое ясное здесь небо, — тихо говорит она. — Столько всего видно. Потрясающе.

Я смотрю на неё, на ошеломительную красоту её лица — длинный прямой нос с блестящим серебряным колечком, резкие линии скул, по которым я бесчисленное множество раз проводил пальцами, мягкие и полные губы, которые сейчас задумчиво поджались.

— Да, — говорю я ей. — Потрясающе.

Подняв взгляд, она осознает, что я смотрю на нее. Её щеки окрашиваются мягким румянцем.

— Это напоминает мне о нашем медовом месяце, — говорю я ей.

Она слегка улыбается.

— Я была в восторге от нашего медового месяца.

— О, я тоже, — я не могу остановить улыбку, в которой изгибаются мои губы.

Фрейя вполсилы шлёпает меня по животу и крепче обнимает меня за талию.

— Сотри с лица эту самодовольную ухмылку, Эйден Маккормак.

Я смеюсь.

— Фрейя, дай мужчине насладиться счастливыми воспоминаниями о том, как он наслаждался неделей нудизма своей жены на уединённом пляже.

— О Боже, — бормочет она, тихонько ударяясь лбом о мою грудь. — Я была такой перевозбуждённой.

— Потому что ты заставила нас подождать несколько недель перед свадьбой.

— Я хотела, чтобы наша первая брачная ночь была особенной! — восклицает она.

Кончики моих пальцев невесомо проходятся по её руке, упиваясь сатиновой мягкостью кожи.

— Так и было.

— Да, — её глаза всматриваются в мои, а ладонь ложится на моё сердце. — Это правда.

— И ты пела.

Она запрокидывает голову, и на её чертах отражается непонимание.

— Что?

— В наш медовый месяц. Ты постоянно пела. Ты пела в душе, в океане, в постели, за завтраком, в моих объятиях. Я это так любил… я знал, что тем как ты пела, и что ты пела… я любил, что это говорило мне о твоих чувствах. И что это так часто сообщало мне, что ты счастлива.