А еще она подумала, что негодным воеводой оказался Брячислав. И дурак знает, что раненого ворога нужно добивать, особенно коли сотворил с ним что-то, заслуживающее мести. А он сестру свою младшую пожалел. По разумению Чеславы — напрасно. Она-то ни его, ни княгиню Мальфриду не пожалела. Почему-то мыслила воительница, что знахарка еще объявится. Не могла она сгинуть навечно. Не может так просто уйти человек, который долгие зимы взращивал в сердце страшную месть

— Чего они хотят-то от него?! — княгиня в сердцах вновь всплеснула руками и поглядела на Чеславу.

Вышивку она отложила подальше. Не давалось ей сегодня рукоделие.

— Да кто ж об том ведает, — воительница пожала плечами.

Звенислава прищурилась и склонила голову чуть набок, повадками вдруг напомнив мужа.

— Хотят, чтобы Ярослав пошел с ними бить хазар? — спросила она с недюжинной прозорливостью, и Чеслава неловко кивнула.

Несложно было уразуметь, зачем приезжали посланники из южных земель. Многие почитали ладожского князя еще и виноватым в учиненном хазарами разбое. Прямо, знамо дело, никто и словом не посмел обмолвиться. Но среди кметей ходили такие разговоры, да и сама Чеслава слыхала пару раз обрывки чужой молвы. Каждый раз вспыхивала, словно сухая солома: как токмо смели князя обвинять?!

— И что говорят в дружине? Пойдет? — Звенислава посмотрела на воительницу, которой вдруг стало неуютно.

Как-то не привыкла она к такой прыти от прежде робкой, тихой княгини.

— Ничего не говорят, — глухо отозвалась Чеслава, глядя куда-то вбок. — Князь при гриднях с гостями бесед не ведет.

Звенислава от досады закусила губу.

— Но по зиме никто не ходит, — добавила Чеслава не шибко уверенно.

Еще четыре седмицы назад она верила в эти слова свято. И князь, по всему было видно, твердо на них стоял. Но многое изменилось с Карачуна, и по дружине и впрямь пошла молва, что походу — быть. И раньше весны. Но уж об этом она непраздной княгине не скажет.

— Черноводский князь, чей брат нынче к Ярославу приехал, дядьку моего на дух прежде не выносил, — Звенислава сокрушенно покачала головой. — Я уж не ведаю, что они с дядькой Некрасом не поделили: землю, добычу али женщину. Но вот при жизни дядьку Некраса ни на одно празднество в черноводское княжество не звали. А тут... учуяли добычу, стервятники.

Вздохнув, она положила ладонь на поневу поверх живота. Коли не знать, со стороны и не помыслишь, что носит княгиня дитя. Еще не округлилась, не набралась материнской мягкости.

— Да и не жили мы никогда с соседями дружно, — она нахмурилась, припоминая. — Дядька Некрас всеми был всегда недоволен, а они — им. Пиры редко устраивали, да и тогда ругались меж собой. Помню, что Доброгнева Желановна бранилась постоянно: мол, столы богатые накрыли, а толку нет. Ни о чем не договорились.

— Так ты скажи князю об том, госпожа, — предложила Чеслава опасливо. Негоже ей лезть в то, что промеж ними было. — Что не заключали меж собой южные княжества союзы, да не стояли друг за друга.

— Я говорила, — княгиня красноречиво на нее посмотрела и резко повела плечами. — Сказал, кто старое помянет, тому глаз вон.

— А кто старое забудет — вон оба глаза, — воительница хмыкнула, не сдержавшись.

Звенислава Вышатовна захихикала как девчонка, но вскоре вновь посмурнела.

— Тяжко. На братце Желане лица нет, да и воевода Храбр Турворович ходит черен, как самая темная ночь. Жалею их всем сердцем. И сестрицу Рогнеду, да и себя, чай, не чужие люди... дом мой прежний сгорел, — она подняла на Чеславу печальный, проникновенный взгляд. В глубине зеленых глаз блестели невыплаканные слезы. — Но и князя в поход отпускать не хочу.

— Не горюй раньше срока, госпожа, — воительница попыталась неловко ее утешить. — Может, и не будет еще ничего. Князь ведь ни слова о походе не сказал!

— Чувствую, что уйдет князь, — Звенислава решительно помотала головой и приложила ладонь к сердцу. — Чувствую, и все!

***

Через пару дней, когда изрядно потеплело, князь велел прорубить в покрывшейся льдом реке прорубь. Сказал, давненько дружина его не забавлялась. Поутру, как рассвело, на берег согнали и молодшую, и старшую гридь. И отроков, и детских, кто постарше — всех! Сперва сложили и разожгли жаркий, огромный костер, чтобы согреться, а потом принялись снимать теплые тулупы да портки.

Чеслава в забаве не участвовала. Она просила, да не дозволил князь. Еще и посмотрел, как на неразумную, словно она о чем-то несбыточном говорила. Потому, сняв шапку и разведя полы тулупа, воительница стояла в стороне ото всех, поближе к костру. День и впрямь выдался теплым; даже солнышко выглянуло из-за облаков и припекало нынче затылок. Снег серебряным покрывалом блестел под солнечными лучами, и приходилось прикрывать ладонью глаза, чтобы не шибко слепило.

— А ты что? — к ней, бахвалясь, подошел сотник Стемид в одних тонких, полотняных портках да исподней рубахе. На солнце его волосы отливали настоящим золотом.