Князь ничего не сказал, лишь посмотрел на воеводу безучастным взглядом. Он ждал, пока тот заговорит первым.

— Отпусти нас, князь, — сразу в лоб начал Храбр Турворович. — Нет больше мочи ждать да слухи дурные собирать.

— Где ваш князь? — спросил Ярослав вместо ответа.

— Мы вернемся без него, — глухо ответил воевода.

Видно, все же стыдился того, что за спиной Желана Некрасовича к ладожскому князю на поклон пошел.

— И оставишь своего князя в чужой земле без верной дружины? Чтоб некому защитить его было? Ты ж пестун его, — Ярослав покачал головой. — Кто, кроме тебя, князя ратному делу научит?

— Коли не поспешим мы, не останется у нашего князя княжества, — сказал Храбр Турворович, и каждое слово давалось ему нелегко. Он ронял их, как роняют тяжелые камни: с надрывом, по одному. И говорил бесконечно уставшим голосом.

— А защиту ему ладожский князь обещал.

Своего бы кметя Ярослав за такую дерзость наказал. Но воевода все же не был его. Он резко втянул воздух и выдохнул, отчего затрепетали крылья носа, а больше свою злость никак не показал.

— Пошто ты пришел ко мне нынче? Мы уже говорили с тобой, и за половину седмицы ничего не поменялось. Хочешь, чтоб дружина моя услышала? — Ярослав повел рукой назад. — Так говори громче, пусть все городище про дела наши проведает.

Конечно, князь злился. Не зря же ведь с гостями из других княжеств говорил в гриднице за плотно закрытыми дверями, и к столу лишь нескольких человек допускал, которым верил сильнее прочих.

Чеслава осуждающе покачала головой. Вся ее жалость к воеводе да его людям испарилась; развеялась как дым над водой. И впрямь, пошто затеял разговор этот на берегу реки в такой день? Пошто не обождал? Пошто сызнова князя удумал упрашивать?

— Отпусти нас, князь, — вновь повторил Храбр Турворович, подняв на Ярослава измученный, мертвый взгляд. — Нет тут нам жизни. Хотим идти бить ворога в Степи.

— На погибель верную — не отпущу, — жестко отрезал Ярослав Мстиславич. — Вы головы сложите в первом же сражении, и Желан Некрасович совсем сиротой останется. Ты гневишь Богов, воевода, когда ищешь смерти. Все вы гневите! — он повысил голос и окинул требовательным взглядом людей, стоявших у Храбра Турворовича за спиной. Те недовольно, негромко загомонили.

Ну и зима выдалась, подумала Чеслава. Того и гляди, скоро в тереме пустые клети закончатся, в которых запирали остыть особо дерзких мужей. И так в одной сидит уже белоозерский воевода, а в другой — святополковский прихвостень. Среди них не хватало только бывшего воеводы князя Некраса Володимировича…

Сотник Стемид подошел поближе к своему князю и остановился ошуюю на полшага позади него. Чеслава поглядела на лица мужчин, что пришли вместе с Храбром Турворовичем. Для чего он все это затеял? Рассорить их всех удумал? На радость княжичу Святополку да хазарам? Неужто горе настолько лишило его рассудка?

Она вспомнила, как несколько раз княгиня обмолвилась о своей сестрице, о Рогнеде. Та ведь так и не выходила почти из горницы, не пряла да не ткала вместе со Звениславой Вышатовной. И по подворью прогуливалась всегда одна.

Может, и впрямь необъятным для них оказалось горе.

— Из терема ступать никуда не велю. Ослушаешься — накажу, — прищурив серые глаза, посулил Ярослав.

Не услышав от воеводы больше ничего толкового, он запахнул полы плаща и, широко шагая, пошел к холму. Следом за ним с берега потянулась и вся дружина. Похолодало, и налетевший вдруг ветер неприятно колол распаренные, мокрые тела. Даже солнце, и то скрылось за набежавшими облаками. Затух веселый, яркий костер, и черные угли с шипением затухали на мокром снегу в серых разводах.

Мрачный дух терема пришел следом за Храбром Турворовичем и на берег реки, где еще совсем недавно веселилась дружина. Плетясь в самом хвосте последняя, Чеслава потерла шею, словно ее что-то душило. Она задрала голову, чтобы поглядеть, как князь самым первым быстро и широко шагает по верхушке холма. Он злился. Он всегда так ходил, когда злился.

Впервые за все время на Ладоге Чеславе не хотелось возвращаться в княжий терем. Тягостный, сумеречный дух царил нынче в нем. Мстилось, словно затягивалась над всеми ними веревка, и лишь князю было под силу разрубить тот узел. Но сперва он должен был решиться.

— Пошто воевода смуту сеет, — ее со спины догнал кметь Горазд.

Чудно. Она-то мыслила, что ушла с берега последней. По всему выходило, что одевался кметь впопыхах. Вот и шапка была криво напялена на русые волосы, еще слегка мокрые на концах после окунания в ледяную воду.

— Ведь князь сказал ему, что не отпустит.

— В нем говорит горе, — сказала Чеслава, пожав плечами.

Она могла понять Храбра Турворовича. Злилась на него, тревожилась за князя, но — понимала. Ведь ее тоже однажды ослепило горе...