Иштар никогда не будет ничьей женой, ни невестой. Мать матери о том позаботилась. Теперь, спустя долгие годы, Иштар почти примирилась с судьбой. Она была даже благодарна старухе. Проклятье оказалось даром.

— Когда мы расправимся с Саркелом, я отпущу тебя, — как-то в один из долгих вечеров пообещал ей Багатур-тархан.

— Правда? — Иштар посмотрела на него, склонив голову набок, и отец ничего не сказал в ответ.

Она ему не верила. Он обманул и предал столько людей, что не хватит всего песка в степи, чтобы сосчитать. Он обманывает ее, Барсбека, Саркела, своих полководцев и советников, хазар-кагана, родную мать…

Потому он и пережил уже дюжину каганов, ее отец. Потому и не боится резни, которой опасается его лучший воин. Багатур-тархан сам же ее и начнет.

Пока Иштар шла по лагерю к своей палатке, встречавшиеся ей на пути рабы и слуги кланялись, а хазары опускали головы, называя ее хатун, ведь она была дочерью тархана. Она улыбалась, прекрасно зная, как они называют ее за спиной, когда думают, что она не слышит.

Иштар заглянула в свою палатку, чтобы забрать из нее единственную вещь, которой дорожила. Небольшой кожаный мешочек, помещавшийся в ее раскрытую ладонь, наполненный золотом и драгоценностями. Мужчины, которые любили ее, бывали щедры. Иштар старательно скрывала свое сокровище от отца. Она верила, что однажды этот мешочек подарит ей свободу.

Примотав свои драгоценности и золото прямо к телу бинтами и скрыв их под широким, просторным кафтаном, Иштар вышла наружу и остановилась, чтобы понаблюдать, как слуги разбирают ее палатку, в которой она сама не провела ни одной ночи с того дня, как в хазарский стан приехал Барсбек.

Мимо нее прошли несколько облаченных в боевой доспех хазар. Они приглушили голоса, перейдя на шепот, когда оказались рядом с ней. Иштар подавила грустную ухмылку. О да, она и впрямь знала, что порой говорят о ней в лагере. За ее спиной раздался громкий смех, заставивший ее вздрогнуть. Может, она надумала. Может, смеялись и не над ней.

Над ней, поняла она, когда смех оборвался столь быстро и резко, как и начался. Хазары столкнулись со своим военачальником, Барсбеком. Тот направлялся к Иштар.

— Я принес жертву этим утром, — заговорил он, остановившись сбоку от нее. — И порезался о кинжал.

Дурной знак. Очень, очень дурной знак. Иштар прикусила губу. Когда в последний раз воин мог порезаться о свой же клинок? Верно, еще когда был мальчишкой и только учился тому, как держать в руке меч. Как можно порезаться о продолжение собственной же руки?

Тронутые ветром, грустно и печально зазвенели монетки в волосах Иштар, пока она спешно раздумывала, что можно сказать. Она перебирала браслеты на тонких запястьях, крутила между пальцами их блестящие ободки и молчала.

— Я не вернусь из этого похода, — спокойно заключил Барсбек, пока Иштар все пыталась найти подходящие слова. — Надеюсь, Великий Тенгри позволит умереть мне достойно, как подобает воину.

— Он позволит тебе жить! — пылко выпалила она, схватив мужчину за запястье, чем заслужила его хоть и не злую, но снисходительную улыбку.

— Чичек, тебе стоит молиться, чтобы Тенгри позволил жить твоему отцу. Иначе для тебя все будет кончено.

Мужчины глупы. Даже те, которые любят ее, и которых любит она. Ничего не будет кончено, подумала Иштар, прикоснувшись к повязкам на животе, под которыми были сокрыты ее сокровища.

Хазарское войско покинуло лагерь на рассвете следующего дня. Поднятый ими след из пыли и песка еще долго висел в воздухе, не спеша опускаться на землю. По Степи невозможно было передвигаться скрытно, но хазары никогда и не пытались. Они по праву считали себя хозяевами, а какой хозяин станет прятаться в своем же доме? Не было равного им по силе противника ни в Степи, ни за ее южными пределами уже много-много весен, и не скоро он сыщется. Так размышляли они.

Иштар скакала в самом начале войска вместе с отцом и его военачальниками. От стремительной скачки с ее головы упала повязка, и длинные косы летели позади будто плащ, и громко звенели вплетенные в них мелкие монетки. Как и каждый из ее народа, Иштар ездила верхом едва ли не с рождения. Порой бывало, что дитя еще путалось в шагах и шаталось при ходьбе, но уже с легкостью держалось в седле.

Позади остались рабы и свободные слуги, укрепленный лагерь с богатыми шатрами и палатками, вкуснейшие яства на серебряных подносах, изящные кубки и тонкие шелка. Впереди их вновь ждала походная, кочевая жизнь с сушеным мясом и сухими лепешками, бурдюками с водой, навесами, развернутыми под открытым небом, и общей трапезой вокруг костра.

У каждого из воинов вокруг Иштар висел за спиной тугой лук и колчан со стрелами, пробивавшими броню за сотню шагов. Мало кто мог сравниться с хазарами в стрельбе верхом; они всегда били точно в цель, неважно, конные ли, пешие ли…

Тархану русов не поздоровится, думала Иштар. Отец собрал большое войско, и вскоре к ним присоединятся хазары из отряда ее младшего брата. Он никогда бы не решился на такое без сговора с Саркелом. Они принесут на земли русов разорение, кровь и смерть.

Если только не окажется прав Барсбек, и смерть Хазар-Кагана не заставит ее отца повернуть в сторону дома. Иштар не была там уже пару весен и почти забыла, как выглядит их дворец в далеком-далеком Хамлидже, в котором живут жены отца и младшие дети. Она тоже могла бы жить в нем или в соседних дворцах богатых, прославенных военачальников, сложись все по-другому. Но сложилось так, как сложилось, и потому сейчас Иштар скачет вместе с войском отца, провожая его в поход на тархана русов.