– Почему?

– Вы правда не знаете? – насторожился Гриша. – Вы же его жена! Владимир Вячеславович, – он перешёл на шёпот, – обращённый полукровка. Его мать была такой же, как мы, а отец – сивером. Но обратил его Мстислав Иванович. Раз он подарил ему бессмертие и жажду, значит, он ему и отец, хотя по-нашему дядя… Понимаете?

– Ну, вроде… А что, полукровки смертны? И они не пьют… ну…

– Конечно! Они чем-то похожи на вас, южан… Хотя считается, что они даже хуже людей, поэтому умные не разбалтывают о себе правду. Это запрещено!

– Быть полукровкой? Так если ты родился таким, то что теперь с этим сделать!

– Да нет! Запрещается человеку и сиверу быть вместе, жениться там и всё такое, как это сделали родители вашего мужа! Это приводит к вырождению всего племени и превращает северян в…

– Яров? – догадалась Ирина. – Глупости! Для такого превращения нужны столетия мутаций. Если вообще это сейчас работает. А… – она смолкла, не успев задать вопрос.

Навстречу им по пригорку подымался молодой сивер из рода Черновых.

– Демьян Мстиславич, – Гриша испуганно потупил голову.

– Куда ты? – прищурившись, словно узнавая невестку, спросил Демьян.

– В деревню к мастеру, – с гулко бьющимся сердцем вымолвила Ирина. – Владимир сказал разобраться с обувью.

– Взяла бы машину.

– Он хочет, чтобы я больше гуляла, дышала свежим воздухом. Я болела…

– Ясно. Доброго пути.

– Спасибо…

Когда северянин прошёл мимо, Ирина выдохнула и вытерла вспотевшие ладони о брюки. Гриша боязливо покосился на неё. От страха она потеряла нить разговора, потому попросила маленького спутника рассказать о себе.

Дорога оказалась неблизкой, Ирина многое успела узнать о Грише и быте людей на Севере. Семья её нового знакомого жила на самой окраине деревни и держала мастерскую по пошиву обуви и других кожаных изделий. Двое из троих старших братьев вместе с Гришей помогали отцу. Мать Гриши зарабатывала шитьём и украшала одежду сиверов родовыми узорами. Мальчик с гордостью рассказывал, что она лучше других мастериц умеет в рисунках передать историю заказчика. За своё дело семья ежемесячно платила Черновым налог: когда дела шли хорошо, можно было откупиться деньгами, когда начинался период застоя, приходилось сдавать кровь в больнице Павла Фёдоровича (это единственный Чернов, которому позволили сохранить своё человеческое отчество).

Ещё один старший брат Гриши работал на стройке, организованной Владимиром в Волчьей долине, а сестра учила детей в недавно организованной деревенской школе – это был налог на жизнь, который каждая семья должна была платить хозяевам. Раньше несколько детей из дома становились донорами Черновых, но в последние полвека кровь всё чаще «откуда-то привозили в пакетах» и непреложное донорство заменили на обязательные работы. Чаще всего оплачивали жизнь рода старшие дети. «Доноры» не могли выбирать профессию по душе, они занимали «открытые места» и получали минимальную плату: так в семье Петровых Алёна стала учительницей (к счастью отца и матери, местной школы), а Иван – строителем. Туго приходилось бездетным семьям, но хуже всего жили те, кто прослыл полукровками, – кровь таких людей считалась грязной и непригодной для питья. Искупить свою вину они могли только самым тяжёлым трудом, чаще всего на фабриках и заводах. На вопрос Ирины о том, обладают ли они особыми способностями и силой, как некоторые яры и сиверы, Гриша ответил, что северные полукровки совершенно не отличаются от людей.

До Уголька (так ласково называли деревню Серые Уголья жители) шли около часа, за оживлённой беседой Ирина не заметила расстояния и времени. Когда они свернули с ровной покатой полосы в противоположенную от Чёрного бора сторону, идти стало сложнее. Работники очистили только дорогу, ведущую к замку и прилегающим коттеджам новообращённых, сама же деревня была занесена искрящимся на солнце снегом. Увязая в сугробах и беспрестанно щурясь от их ослепительной белизны, Ирина старалась идти по следам Гриши. На первой улице деревни она немного отстала, рассматривая бревенчатые дома, из ажурных окон которых выглядывали испуганные и любопытные лица.

Серые Уголья напоминали Ирине разномастную трущобу, совсем не похожую на Ярый дол с его одинаково аккуратными каменными домиками, цветущими палисадниками и лужайками. Здесь сразу было видно, крепко ли держится семья и есть ли в ней мужчина, способный поправить ограду или расчистить дом от метрового сугроба. И всё же было в Угольке своё особое самобытное очарование. Ирина никак не могла понять, почему чувствует здесь какую-то таинственную сказочность. Но, приглядевшись к резным наличникам, она увидела в них не просто узоры, а сцены, которые выстраивались в сюжеты. Особенно ей запомнились два оленя: с ветвистыми рогами держал на спине солнце, без рогов – луну.

Дом Петровых прятался в тени сосняка, отрезанного от Чёрного бора дорогой и деревней. За этим сосняком простиралось широкое сонное озеро, на котором Гриша с братьями и сестрой катался на коньках. После вздохов спутницы мальчик пообещал сводить на него Ирину и даже дать ей старые коньки Алёнки, если она захочет. Едва они подошли к щербатому заборчику, как им навстречу, поджимая хвосты и бестолково лая, бросились четыре взрослых лохматых щенка. Их мать, старая сука с выпирающими рёбрами и впавшими боками, только слабо тявкнула из будки. Поднявшийся шум спугнул с ранетки стайку верещавших свиристелей. В занавесках окошка мелькнуло бледное лицо и через мгновение на крыльцо высыпала вся семья – рано постаревшие, но сохранившие красоту в лицах Глеб и Рада и их невысокие кучерявые сыновья-погодки Илья и Фёдор. Прикрикнув на глупых щенков, Рада сцепила руки и нервно улыбнулась гостье.