Не успела я сделать нескольких шагов, как теперь меня ждало непреодолимое удивление. Небрежно подпирая стену, в коридоре стоял Зореслав. В его глазах только что погасли сомнение, испуг, злость. Когда он увидел меня растрепанную и пьяную, с размазанной по всему лицу помадой и в таком виде покидающую номер в отеле, он уже окончательно уверился в своих обо мне представлениях.

Злоба за то, что он снова стал свидетелем моего непотребного поведения, душила до слез. Однако я не могла позволить себе разрыдаться в такой сентиментальный момент. Это бы значило, что происходящее мне абсолютно не безразлично, верно? К чему эти глупые эмоции перед человеком, которого я так старательно от себя отваживала? Следуя этой логике, я снова запихала гордость подальше и выкрикнула со всей ненавистью к нему, к себе:

— Чего смотришь, будто впервые узрел меня настоящую?!

Мой истеричный смех собрал вокруг много свидетелей, но оставил равнодушным только его. В глазах окружающих читались разные эмоции: отвращение, изумление, насмешка и даже страх. В его глазах не было ничего. Зореслав бросил свой пустой взгляд на собравшихся из-за моих психов постояльцев и, взяв меня за руку, спокойно произнес:

— Прошу нас извинить.

Дальше он просто молча повел меня к лифтам и потом так же молча вез меня домой, а я все время пила в его машине. Мне не было нужды прикидываться святой, у меня не было желания оставаться сильной. Сегодня я окончательно потеряла веру в любовь и ее ко мне благосклонность.

— Так почему бы за это не выпить?! — истерично орала я, смеясь во все горло, им же глотая горечь слез. — Давай! Выпусти меня из этой чертовой тачки! Сегодня я не хочу быть одна!

Конечно же, Зореслав не позволил поминкам по моей почившей любви продолжиться в каком-нибудь веселом месте, вытащив из меня адрес, он поехал к моему дому. Я все время брыкалась и пыталась отделаться от заботливой мамочки, чтобы свалить на праздник по случаю окончания у меня Дурского периода, вот только все попытки были тщетны. Я больше не могла сдерживаться, до того стало мне себя жалко, что не осталось сил на сопротивление. Ну сколько эти издевательства судьбы будут вообще продолжаться?..

— Мало мне было этого унижения, так ты был призван добить меня своим безразличием?! — громко выкрикнула в потолок его машины я, но даже после этого выпада на лице Зореслава я не могла прочесть ни одной эмоции.

Он вообще ничего не говорил, но продолжал действовать с каменной мимикой. Этот сумасшедший мужчина помог мне выйти из машины и не убиться. После Радич завел меня в дом, небрежно бросил мою сумку и подписанное Велесовым заявление на тумбочку в прихожей. Только по его резким действиям, которые он хоть и старался смягчать, но не мог, я поняла, что внутри он не так спокоен, как снаружи.

На этом все не закончилось. Радич повел меня дальше, открывая двери попадавшихся на пути комнат, пока не нашел ванную. Я стала упираться сильнее, поэтому и он приложил больше стараний, чтобы исполнить задуманное. Мы буквально ввалились в душевую кабинку. Я могла бы ввалиться туда одна, но мои пьяные ноги находили препятствия даже там, где их нет. Радич просто подставил свое плечо под мою стремящуюся к стене голову, после чего был уже не так благороден.

Убедившись, что я более или менее устойчиво стою, он стал стаскивать с меня одежду.

— Чего ты удумал тут?! — крикнула я, пытаясь поколотить Зореслава за распускание рук. — Отпусти!

Вот тут его и прорвало. Сильные пальцы схватили меня за плечи и слегка встряхнули, а в следующий миг голос Радича прокатился по мне катком, заставив дрогнуть:

— Где?! В каких местах он касался тебя?!

Я не решалась отвечать, потому что меня не покидало ощущение охватывающего с головы до ног стыда. Струя теплой воды хлынула под ноги, но я почти и не почувствовала ее безобидных прикосновений, ведь в этом помещении уже и так все клокотало под градусом кипения.

Руки моего злополучного любовника стащили с меня платье. Его взгляд ни разу не выказал заинтересованности, потому что в этот момент он был одержим другим, более ядовитым чувством. Не прерываясь, он снял с меня и белье. Я больше не препятствовала, потому что даже в этом, почти мертвом от алкоголя состоянии, прекрасно ощущала его боль и разочарование. Пусть хоть убьет меня здесь, к чему теперь играть в недотрогу… Такова ирония судьбы, что как бы я ни пыталась уверить и Радича, и себя в отсутствии чувств к нему, именно из-за Зореслава я сейчас умирала от сожалений и проклинала себя за случившееся. И, что еще хуже, я не могла и слова сказать, потому как любое мое оправдание только больше отвернуло бы Радича от меня. Однако я не оправдывалась не только по этой причине.

Наверное, я могла бы открыть ему все свои карты, рассказав, для чего на самом деле пошла в отель, но сейчас точно был не тот момент. Потому я просто стояла и плакала, когда его сильные, но бережные руки смывали с моего тела любое напоминание о Владе. Это непередаваемое чувство. Стыда, ненависти, жалости.

Меня тошнило не от текилы, не от духоты, наполнившей ванную горячим паром, меня выворачивало от его прикосновений ко мне. Я умирала от омерзения происходящего, но я не знала, как остановить все это. Мои попытки закрыться, выпроводить Зореслава были безуспешными. Мой плач не действовал на этого оглохшего от своей ревности мужчины, а я уже не чувствовала под собой ног. Голая, мокрая, с растрепанными волосами и потекшей косметикой — вот такой я запомнюсь ему, мужчине, проявлявшему ко мне искренность с самой первой нашей встречи… Вот она, моя искренность в ответ. Вот я, настоящая.