Потому что, когда отец Вышебора пытался произнести слова извинения или попросить прощения, у него это выходило таким образом, словно он делал прямо-таки гигантское одолжение. При этом слова Кочебора как будто подразумевали, что тот, перед кем извинялся Коцел вообще сам был во всём виноват.

— Нет, Коцел, — я помассировала виски кончиками пальцев. — Это никуда не годиться. Давай ещё раз. И без вот этого «Знаешь, Азита, я подумал, что ты не самое худшее, что случилось с моим сыном» и уж тем более без «я подумал и решил, что мог бы быть с тобой помягче».

— А что не так? — искренне удивлялся Коцел. — Звучит вполне искренне.

— Конечно, — устало выдохнула я и добавила. — Но твоя невестка таких речей не оценит.

— Ну, а как тогда?! — начал сердиться Коцел. — Что мне перед ней на колени встать?

— Нет, этим ты её смутишь, да и свою честь уронишь. Это недостойно.

Коцел помрачнел.

— Ты всерьёз рассматривала, что я могу встать на колени? — проворчал он. — Я в своей жизни лишь пару раз преклонял колено, да и то лишь перед великим князем и Любодаром во время церемоний!

— Не кипятись, — попросила я. — Мне известно насколько ты и вообще все воины дорожите своей честью и это действительно очень важно. Человек без чести и принципов — становится бесхребетным, покорным и жалким. Хоть какой-то личный кодекс должен присутствовать у всех.

— У ведьм кодекс тоже есть? — хмыкнув, спросил Кочебор.

— Негласный, — кивнула я. — А ещё личные принципы и гордость. Давай попробуем порепетировать, начиная со слов, например…

Я ненадолго задумалась, а затем предложила:

— «Азита, я знаю, что наговорил тебе много некрасивых и обидных слов. Я злонамеренно ранил тебя, но сейчас хотел попросить твоего прощения, чтобы…»

— Звучит так, как будто я всё равно перед ней на колени встал, — проворчал недовольный Коцел.

— В каком месте из этих слов тебе показалось, что ты встал на колени? — я тоже начала сердиться. — Ты в последний раз вашего общения с невесткой назвал Азиту «швалью», «брахнадорской дрянью», «дочерью брахнадорского стервятника», и «пустынной потаскухой»… Кстати, для справки, Брахнадорские города расположены среди живописных зелёных ландшафтов, недалеко от рек и озёр, а пустыни Рафтан и Рафна — лежат с востока и с юга от главных городов Брахнадорского царства. А! Кстати, вот вспомнила моё «любимое», из твоих слов в адрес Азиты — «Проклятие Вышебора и всего моего рода»!

Я пристально посмотрела на десятника, надеясь, что тому станет хоть немного стыдно.

— И ты всерьёз полагаешь, что после таких красочных эпитетов и громких «титулов», которыми ты наградил свою невестку, она должна всё забыть и сделать вид, что между вами ничего не происходило?

— Ну-у… — неуверенно протянул Коцел. — Это всё было достаточно давно.

Я не выдержала, эмоционально всплеснула руками и ответила:

— Интересные вы, мужики, создания. Как в вашу сторону, между делом, ляпнешь что-то обидное в сердцах, так вы порой до гроба будете помнить, а как сами гадостей наговорите, так ничего такого в этом не видите. Знаешь, что, Коцел?

— Чего?

— Вот ты ж наверняка гвозди молотком забивал хоть раз?

— Ну забивал. И что?

— Ничего. Вспомни те разы, когда ты эти гвозди забивал не туда, а потом приходилось выковыривать их. Вспомнил?

— Ну было иногда…

— Ах было? А что в стене после гвоздей оставалось?

— Дырки всякие.

— А теперь представь, что стена — это душа Азиты, гвозди — это твои оскорбительные слова в её адрес, а дырки от гвоздей в стене — это раны от твоих слов.

Я так возмутилась, что даже из кресла встала и ткнула пальцем в грудь слегка опешившего Кочебора.

— Всё, что ты наговорил Азите, Коцел, надолго останется с ней. Но, если она увидит, что тебе действительно жаль того, что ты её обидел, она сможет тебя простить. Жена твоего сына, к счастью, одна из тех людей, которые умеют прощать. Даже — ты уж прости, пожалуйста — таких козлов, как ты…

— Звеня, не забывайся, — пригрозил Коцел.

— А я и не забывалась, — огрызнулась я. — Я просто сейчас объясняю тебе так, чтобы ты понял. Что слова способны ранить и оставлять очень долго заживающие раны. Но в отличии от дырок в стене, раны в душе, пусть и не все, со временем затягиваются. Особенно, когда, тот, кто их нанёс искренне и от всего сердца попросил прощения.

После моих слов, Коцел чуть скривился, будто кислых щей глотнул, а затем кивнул.

— Ладно. Давай попробуем ещё пару раз, и я пойду, попробую… извиниться. А там, будь, что будет.

— Давай, — со вздохом согласилась я. — Только помни: искренне.

На этот раз у Коцела всё-таки получилось. Не идеально, но гора-аздо лучше прежнего.

А после, он пригласил Азиту сюда, в свои временные покои. Я же в это время, по просьбе Коцела, пряталась за ширмой для переодевания. Благо, Азита туда не заглядывала. Конечно, Кочебор налажал и не единожды.