(Смоква — десерт, подобный мармеладу, из плодов яблоневых и рябиновых деревьев, прим. автора)

— Поела? — требовательно осведомился Кочебор.

Я аккуратно вытерла губы краешком лежащего рядом маленького тонкого полотенца, приспособленного для подобных нужд.

— Поела, — вздохнула я и подняла взгляд на десятника. — Слушаю тебя, Коцел.

Кочебор перестал расхаживать из стороны в сторону и остановился передо мной. Несколько секунд стареющий воин смотрел мне в глаза. Я успела прочитать в его глазах надежду и растерянность, вперемешку со сдерживаемой яростью и возмущением. Он не понимал, но искренне пытался понять и как будто без слов надеялся найти ответ в моих глазах.

— Зачем? — только и смог вымолвить Коцел. — Зачем ты так с ним? Зачем погубила молодого парня, Звеня?

В голосе десятника звучала не поддельная горечь. Да такая, что мне невольно стало стыдно.

— У тебя же было второе зелье против колдовства улишиц, — добавил Коцел. — Два пузырька, Звеня — это две жизни, а не одна…

Я грустно усмехнулась и покачала головой.

— Что? Это не так?! — с напором спросил десятник и уже громче резко добавил. — Не молчи ты!

Я вздохнула и начала объяснять.

— Одна улишица может одновременно заколдовать и заморочить сразу нескольких воинов. А по лесу, следом за нами, бежало не меньше десятка улишиц, Коцел. Они пробовали бы заколдовать твоих людей снова и снова, без конца. Голод не позволил бы им отступить.

— Но у нас были твои обереги, — чуть прищурившись, заметил десятник.

— Именно поэтому колдовство рогатых тварей поразило только двух из вас, — я опустила взгляд. — Но под магическим напором оголодавших улишиц, некоторые амулеты могли дать слабину и пропустить колдовство тварей… Что я должна была бы сделать, если бы улишицы околдовали уже не двух, а пятерых, семерых или десятерых ратников, Коцел? Что бы я сделала с двумя то пузырьками?

Кочебор отвёл взгляд, задышал чаще, громче, с большей яростью. Я видела, что он внял моим словам и принял мои доводы, но острое чувство несправедливости не позволяло ему смириться с правильностью моих действий.

— Почему у тебя с собой было только два таких зелья?

— Потому что я вчера не могла знать, что вдруг нам понадобится ехать в Долгую ночь мимо оголодавшей нечисти, — ответила я. — Да и улишицы, мягко говоря, не самые частые гости в наших краях.

Я чуть-чуть пожала плечами и с печальной полуулыбкой добавила:

— У нас в краях, как ты знаешь, всё больше упыри, оборотни, да болотники всякие. Чуть реже полуденица, кикиморы аль ещё какой бруколак заявится. Вот к встрече с ними я прежде всего и готовлюсь всегда, хотя…

Я стыдливо прикусила губу.

— Ко встрече с упырями-волотами я была не готова.

Кочебор в ответ понимающе хмыкнул.

— Никто не был готов. Клятвенники, если тебе интересно, тоже охренели прилично — никогда таких ублюдков не видывали.

— Ещё бы век их не видать.

Но Коцел покачал головой.

— Что-то происходит в мире, Звеня. Что-то не так, как будто… Есть у меня чой-то некое предчувствие, что чой-то готовится — важное, роковое. Я не знаю, как это объяснить, но…

Коцел небрежно отмахнулся.

— Ладно, это уже не важно.

Он снова взглянул на меня испытующе и спросил:

— Значит, если бы улишицы не остались по… пожирать нашего Милко, они бы попёрлись за нами и сожрали ещё больше воинов? Ты это хочешь сказать?!

— Рада, что ты понял.

— Это не значит, что я тебя простил.

— Я ведьма, Коцел, — засмеялась я коротко, тихо, но ещё печальнее и более устало. — Нам с рождения нет прощения. Ни нам, ни волхвам. Боги всё равно за спросят за все наши дела. Спросят и накажут.

— И правильно сделают, — с назиданием ответил Коцел и снова пару раз прошёлся из стороны в сторону. — Когда вернёмся в Орлец — ты сама придёшь к родителям Милко и всё им объяснишь. Поняла?

— Справедливо, — вздохнула я, представляя себе ругательства и проклятия родителей покойного Милки.

«Надо будет заранее подготовить целебную мазь — мать Милко наверняка попытается расцарапать мне лицо или убить меня ухватом, — удручённо подумала я»

— Отлично. Рад, что ты не прячешься от ответственности. Не то, что мой с… Не то, что начальник гарнизона «Аннушки».

Я вопросительно взглянула на десятника.

— Это ты о чём?

Десятник задумчиво взглянул на меня, фыркнул недовольно и объяснил:

— Это я про упрямство и нерешительность своего не путёвого сына.

Я внимательно посмотрела на десятника и не смогла сдержать одобрительной полуулыбки.