– Алёшик, доченька. Я всё понимаю. Этот Розенблат… Кстати, как там его зовут?

– Павел, – нехотя выдавила Елена.

– Так вот, я понимаю, Павел мальчик интересный. Только, поверь мне, не для тебя он. Ты у нас девочка простая, домашняя. А он избалованный сынок у слишком расфуференной мамочки, – мама говорила тихо, без нажима, будто сама с собой, а не с дочерью, – он же красавчик. Семья публичная, живут на широкую ногу. Потом, его воспитанием никто давно не занимается. Видала я мамашу эту на собрании! У неё на уме только задницей крутить, вообще ей не до Павла. Распутная женщина и дети такие же!

– Да с чего ты взяла всё это? – не выдержала Елена, которой почему-то стало обидно за Розенблата, –Ты же его совсем не знаешь!

– У меня большой жизненный опыт, дочка, – проворчала мать, немного отстраняясь от дочери, – людей подобного рода за версту видно. Они не такие как мы, не из нашего общества. Откуда у них деньги на роскошную жизнь? Скажи мне!

– А с чего ты взяла, что у них роскошная жизнь?

– Я видела, как мамаша Розенблата одета. Таких шмоток ни у кого из наших знакомых нет. Где она их берет? Никогда не задумывалась?

– Она модельер. Сама одежду придумывает, шьет. Вот и не видела ты такого ни на ком.

– А обувь, а сумка, а шуба? – со значением хмыкнула мама, – Даже если она все это сшила сама, где деньги взяла на меха? В нашем городе мехового магазина нет, и не было никогда.

Мама потихоньку повышала голос, в котором появились обиженные, раздраженные нотки:

– В общем так, моя дорогая, предупреждаю тебя в очередной раз, принесешь в подоле, выгоню из дома. Живи, как знаешь. А пока не случилось беды, советую прервать отношения с этим Павлом. До добра это тебя не доведет. Слышишь меня?

– Слышу, – Елена легла на диван и отвернулась к стенке, не желая смотреть матери в глаза.

– Вот и хорошо, – судя по звуку, мама встала и вышла из комнаты.

В каждом шаге её отдавалось эхо от чувства выполненного долга. И было от чего, профилактическая беседа проведена мастерски, как следует. В очередной раз. У Елены же после всего сказанного остался лишь неприятный привкус во рту и единственный выход из ситуации – держаться от мужчин подальше, вплоть до самой свадьбы. И слабая надежда, что Павел её поймёт и простит.

Ей повезло, точнее, тогда казалось, что повезло. Отношения с Павлом не только не прервались, но и стали уважительнее, что ли. В первый после каникул учебный день Розенблат снова сел за парту с Еленой и ни разу не сказал и тем более не сделал то, что могло быть расценено как попытка соблазнения или просто двусмысленность. Напротив, стал подчёркнуто внимателен, с поцелуями и объятиями не лез, когда провожал до дома, спрашивал разрешение. Недели через две Елена совсем расслабилась, а ещё через две вновь посетила дом Розенблатов. А когда всё прошло спокойно, стала периодически бывать там. Её точно магнитом тянуло к Розенблатом, к блеску и роскоши их дома.

В один из визитов Елена познакомилась с мамой Павла, правда это была случайная встреча, практически так же, как с сестрой – мимолетная, у порога. Ирина Львовна, как звали модельершу, окинула девушку взглядом, далёким от приязни. Видимо, была не слишком довольна новой подругой Павла. Это читалось на ее лице, да и в интонации, когда она прощалась с сыном, перед самым уходом.

– Я буду поздно сегодня. Слышишь меня? – голос у Ирины Львовны был такой же манерный, чуть нараспев, как и у Бэллы, – Не забудь проводить девочку домой. И пообедайте, еда там, в холодильнике. Подойди ко мне, сын.

Павел вразвалочку приблизился к матери, которая начала что-то неразборчиво, но горячо нашёптывать ему в ухо. Присутствие Елены она словно бы не замечала. С каждым словом матери Розенблат всё более мрачнел, но всякий раз бросал в ответ одно и то же слово «ладно». В конце концов, мать покинула квартиру, забыв попрощаться с гостьей.

– Что она тебе там говорила? – как можно небрежнее поинтересовалась Елена, когда Павел вернулся к ней.

– Беспокоилась за твою нравственность, – невесело хохотнул Павел.

– А ты чего?

– Я не стал ей рассказывать, что Лена Распопова своей нравственностью со всем нашим классом может поделиться, и от нее не убудет. Так ведь? А может сегодня не так? – Павел испытующе глянул Елене в глазах, но, заметив в них зарождающийся гнев, поспешил исправиться.

– Шучу, шучу. Клянусь не поднимать на Лену Распопову ни руку, ни ногу! – жестом сдачи подняв руки вверх, с деланной торжественностью поклялся Розенблат.

И для гарантии сказанного сделал три мелких шажка назад.