Шрифт:
С неожиданным воскрешением Петра многое пришлось решать немедленно. Времени на обдумывание и обсуждение не было. Жилье, гардероб, питание. Эти самые простые вопросы оказались совсем не простыми. К примеру, как Петр предпочтет одеваться? Станет ли он носить современную одежду или не пожелает расстаться с кафтанами, длинными белыми сорочками с кружевами и бриджами, которые носили в его время? Захочет ли обувать обычные ботинки, или необходимо будет шить ботфорты на его длинные ноги? А еда? Дать указание ресторану варить щи да кашу или сделать специальный заказ, чтобы готовили лебедей к царскому обеду? Не будешь же по каждому пустяку бежать к нему и спрашивать.
Петр смирился, что пока в Кремле готовятся палаты, его с окружением поселили в лучшем номере гостиницы Метрополь. Президентский люкс – четырехкомнатный номер с видом на Большой театр, где останавливались королева Испании, председатель КНР и глава КНДР, стал временным пристанищем ожившего царя.
Иван Данилович и Толик не могли поверить, что им так повезло!
Толик подошел к окну и, любуясь видом, позвонил жене в порыве разделить с ней свою радость. Желание что-то доказать ей не оставляло его:
– Але! – раздался из трубки родной голос.
– Привет, дорогая! Как вы там! Догадайся, откуда я тебе звоню?
– Откуда? – раздражилась жена, не приглашенная в счастье.
– Угадай.
– Толик, ты ошалел! Сейчас все брошу и буду отгадывать!
– И все равно не отгадаешь! Я звоню из… – он захихикал. – Нет, все равно не поверишь!
– Толик, говори уже.
– Из «Метрополя»!
– Какого «Метрополя»? – не въехала жена.
– Из того самого! Из гостиницы, что рядом с Кремлем!
– Папа, папа, ты скоро приедешь? – послышалось в трубке.
– Скоро, мои дорогие, дайте трубку маме.
– Дорогая, ты слышишь?
– Слышу!
– Нас поселили в президентский люкс! Представляешь! Передо мной и Большой театр, и Малый, и ЦУМ!
– И ЦУМ! Сволочь ты, Толик! – с чувством сказала жена. – Я тут с детьми, одна, а ты из «Метрополя» на Кремль любуешься! Совести у тебя нет! Еще звонит и душу травит! – бросила она трубку.
– Не поверила! – понял Толик и вздохнул.
Иван Данилович решил предварительно подготовить жену.
– Чем занимаетесь? – спросил он с подходом. Услышав в ответ сердитое сопение, решил улучшить жене настроение: – Ты знаешь, где я сейчас!
– И у тебя хватает наглости мне этот вопрос задавать?! – услышал он рычанье из трубки. Уехал, бросил, а я тут надрывайся! – жена набрала воздуха в грудь и рявкнула: – Ремонтом! Ремонтом я занимаюсь! Тебя не дождалась, сама взялась! А вот где ты, я с удовольствием послушаю, – прошипела она.
– Умница моя! Приеду, помогу!
– Да уж ты поможешь! От тебя такая помощь, что зашибись! Вот где ты сейчас?
– Дорогая, я в Метрополе, гостиница такая рядом с Кремлем.
– В гостинице?! Ты что, совсем с катушек слетел?! Я тут вся в мыле, а он с девками в гостинице развлекается!
– С какими девками?! Когда я развлекался?! Ты что, с ума сошла! Что у тебя в голове?! Ты знаешь, кого я сопровождаю?! Я же Петра сопровождаю!
– Ах ты там не один! Еще и с собутыльником! Ну, только вернись! Только вернись!.. Эй, ты чего мне тут накрасил! Я какой цвет говорила!
– Ты о чем, что накрасил? – кричал он уже неизвестно кому, так как жена швырнула трубку.
Толик понимающе глянул на Ивана Даниловича, но промолчал.
Они оба не знали, как долго продлится их счастье, и решили наслаждаться им в полной мере.
Увидев в холодильнике приготовленную для царя икру, проглотили слюну, но открывать банки не решились.
А вот выпить за здоровье царя из бара с разнообразными напитками – с огромным удовольствием.
– За Петра!
– За Петра!
Глава 4. Петр наедине с собой
«Катеринушка, друг мой сердешный, здравствуй! Соскучился по тебе в этом новом времени – сил больше нету! По тебе да по черту этому Алексашке – вору и мошеннику. Тяжело мне, Катюша, тута, зело тяжело, что даже и письма тебе писать решил, токмо ведаю, что не получишь их.
Поперву, как я глаза открыл, в теле своем себя как в тесном платье чуял. Там оно нам без надобности, а тут на одну шкуру другая надета старым камзолом! Хотел подняться и не смог. Зело смешно стало от бессилья моего. Вспомнил, что губы надо растягивать и из нутра горлом звуки издавать. На смех мой зала эхом ответила. Голос свой не узнал. Псовым лаем он слышался, и было жутко.».