Какое точное описание меня, даже не придраться. Браво, amie.

— Поэтому решила подружиться со мной? — других причин и не было.

— Не рассчитывала на положительный результат, — меланхолично отозвалась Анна, глубоко затягиваясь. — Однако попробовать стоило.

— И как?

— Не пожалела.

В её стиле — признаваться в чём-то личном через тернистые пути слов и одновременную краткость. Догадывайся самой, что она имела в виду, но я успела за полгода узнать её манеры и черты характера — достаточно, чтобы временами читать её тайные умыслы. Быть может, в одной из вселенной я пошла работать психологом или криминалистом: ума во мне не занимать, как и внимательности. А ещё смелости, конечно, и безрассудства. Глянула наверх — звёзд уже не видела слишком давно, а душа тянулась к ним, извивалась как могла, душилась слёзами чёрных дыр и взрывалась сверхновой. Когда-нибудь я перерождусь и стану самой яркой на небосводе звездой.

Нет, это слишком мелко для меня.

Стану самой гигантской галактикой.

— Я тоже, — откровенность подкралась в тот самый момент, когда сознание почти растворилось в созерцании мультивселенной.

Нам не нужно много слов для того, чтобы услышать друг друга — недосказанность превратилась в привычное понимание себя и другого, а приоткрытые сердца сближали лучше, чем пустые разговоры. Наши беседы всегда были не длинные, но, с другой стороны, это понятие было субъективным. Для кого-то и мой список психотравм мог не иметь конца. Порой и я сама его не видела...

Потушив сигареты, мы вернулись обратно на кухню — и вовремя, иначе круассаны бы сгорели. Правда, они всё равно оказались сухими и тонкими, почти без вкуса и запаха, ведь мы не дали почти никакого времени для того, чтобы тесто настоялось. И даже не стали их доедать, оставив самые неприятные на вид Вильгельму, а лучше Терезе.

Да уж, Анна оказалась права, когда говорила про отравление своей пищей. Зато как вкусно готовила воспитательница Лин...

Сердце болезненно сжалось.

Быть может, и она в другой реальности была мне родной матерью. Готовила по зиме хот-пот, нежно заплетала волосы, целовала в макушку перед сном и неустанно выслушивала — так, как в приюте, но только в... доме. Настоящем, родном доме. Где тепло, уютно и спокойно. Где я действительно могла быть доброй, помогать в хозяйстве, шить наряды и вечно смущаться при виде Алестера. Где мы втроём — счастливая семья, не знавшая ни одиночества, ни горя, ни... гибели. От моих же рук.

— Я придумала.

Медленно моргнув, я отогнала мысли о невозможном: смысл терзать себя, зная, что такого никогда не было и не будет? И как бы душа ни требовала бескорыстной любви, разум понимал: стоило полагаться только на саму себя. Как я всегда и поступала.

— Что?

— Желания.

Комок нехотя зашевелился, послышались предсмертные стоны, чавканье крови и шорох уползающих змей. Наконец развязался — и из памяти всплыл разговор у фонтана института Донована, где мы втроём стояли, курили и болтали о трёх желаниях. О Аоинь, как же это было давно... казалось, прошёл не один год с тех времён, а не две недели.

Поразительно, как Анна вообще вспомнила об этом.

— Какие же? — без особого энтузиазма спросила я, перестав гипнотизировать микроволновку.

— Если я скажу вслух, они не сбудутся, — отложила телефон в сторону подруга и с подозрительным блеском в глазах посмотрела на меня.

Мы сидели друг напротив друга как на допросе, и меня не могла не позабавить возникшая ситуация.

— Ты забываешь, что я фея.

— Скорее ведьма, как Арни тебя называет, — съехидничала девушка.

— Меня как только ни называли, — рассмеялась я, вспомнив всех использованных парней. — Однажды меня даже кто-то назвал «холодной попкой».

Лицо Анны вытянулось от улыбки.

— Холодная попка? Серьёзно?

— Всякое приходит в голову пьяным парням, — развела я руками не без гордого веселья. — Мне даже один раз пришлось отказаться от замужества. И, тут уж надо признаться честно, к своему стыду мне никогда не стыдно.

Никогда бы не подумала, что мы вдвоём можем так долго смеяться. Даже не истерично, а искренне, с пониманием, без масок — мы очень странные подруги, но зато впервые оказались настоящими. И издеваться над тупостью кого-либо, пожалуй, стало одно из наших самых любимых развлечений. Даже такому малоэмоциональному человеку, как Анна, не хватало времени простого человеческого юмора. И свободы от чувств.

— А ты бы вообще хотела выйти замуж? — вытерев салфеткой слёзы от смеха, спросила она.

— Только когда стану старухой, завалившей в постель не менее миллиона парней, — закинув ногу на ногу, выпрямила спину я.

— Но это невозможно! — прыснула собеседница. — Ты умрёшь раньше времени!

— Не беда, достану их с небес.

— Или из ада?

— Хоть из сточных вод, — вспомнила я неудачную шутку Вильгельма, и Анна поняла моё неравнодушие к нему. — А ты?

Та хотела было уже открыть рот и ответить, но внезапно поникла. Вместо тревожности пришло раздражение: ну вот опять. Только мы с Анной наконец-то могли нормально поговорить и даже повеселиться, не отвлекаясь ни на что, как подруга вновь оказалась под давлением обречённости и горя. Сколько можно уже? Почему так происходило каждый раз? Аж бесило.

С другой стороны, раньше резкого перехода и не было заметно: девушка всегда ходила в удручённом состоянии, не показывая ничего лишнего. Лишь моими стараниями она смогла открыться с других сторон. И всё же её беспощадно тянуло обратно...

— Прошлое, — загробным голосом прошептала она.

— Ты о чём?

Взгляд зацепился за её тонкие пальцы, теребящие цепочку между кольцами.

— Я бы пожелала изменить своё прошлое.

Молчание.

Холод погрузил ещё пару секунд назад тёплую кухню в скорбную тишину. И чем я лучше? Сама постоянно вспоминала юные года, без устали таская на плечах непомерный груз — то были раскрошенные черепа, гнилые органы и тягучая тьма из останков собственных злодеяний. То была не кровь, нет, а тошнота демона, всегда сидевшего меж моих алых рогов — своими же руками создала себя столь грязную, пошлую и бездушную.