Я взял ее за руку, погладил тонкие пальцы:

— Знаю. Мне тоже.

— Но я не думаю, что мы можем получить большее друг от друга. Только от других людей, понимаешь? От более подходящих нам людей. Противоположности притягиваются только в фильмах – так сценарии играют ярче. Это всего лишь развлечение для зрителя, а не шаблон для жизни.

— А это в тебе говорит трусость, Соболева, только поэтому я пропущу твои слова мимо ушей… хотя обидно, знаешь ли, когда тебя считают похотливым куском дерьма с мозгом, как у зубочистки.

— Ром…

— Ну какие, к чертям, сценарии, какие другие люди? — продолжил я, стараясь звучать спокойно, но, конечно, все равно повысил голос. — Ты правда думаешь, что с другими будет так же? Нет, ничего подобного. А из-за глупой трусости отступить, не дать нам еще один шанс… — я схватил вторую ее руку и посмотрел в глаза: — Надь, не верь мне, хорошо? Не верь. А просто проверь. Дай шанс и посмотри, что будет… разве то, что между нами было всегда и есть до сих пор, не заслуживает… маленького шанса? Одного.

Надя посмотрела на своего кошака, словно он ее консультировал по важным жизненным вопросам (нет, он все еще громко чавкал, не интересуясь происходящим вокруг), и тихо ответила:

— Разве что одного. Крохотного.

У меня, должно быть, биполярное расстройство, если я так ответила.

Просто… это же Тихомиров, и наше взаимное притяжение всегда было таким сильным, что его стоило бы изучить каким-нибудь физикам, а ну как это стало бы серьезным мировым открытием?

Но разве могла я ответить иначе?

Нет, поэтому год назад и улетела подальше. Знала, что выслушаю, проникнусь и прощу. То есть… произойдет все то же самое, что и сейчас, а значит, мой эпичный побег даже не имел смысла. Ну, кроме года заграницей, классного опыта, новых знаний и вот этого всего. В остальном да – побег ничего не решил и прямо сейчас откинул меня назад. И сколько бы я себе ни говорила, что Тихомиров – прошлое, он быстро доказал обратно. Так быстро, что страшно.

Морик вдруг перестал чавкать и громко закашлялся – у него бывает от переедания. Затем, словно ничего особенного не случилось, потянулся и отправился на прогулку – после еды это обязательное мероприятие. Морик всегда жил по каким-то своим кошачьим правилам, непонятно кем написанным, но непреложным.

Рома взял меня за руку, мягко погладил ладонь. И в его глазах было столько всего… возможно, я и про шанс-то ляпнула из-за его взгляда. В нем читались чувства, настоящие, неподдельные. И сожаление. И искреннее желание все исправить. Даже обещание это непременно сделать. Как не сдатьсятакомувзгляду?

Он притянул меня ближе и поцеловал. Сначала мягко, очень нежно, словно я была хрупким цветком, каждое прикосновение к которому следовало заслужить. Потом, конечно, нежность отошла на второй план – почему-то нежно и мило у нас никогда не получалось. Видимо, характеры не те. Разве что в первый раз Рома был совсем другим, на себя не похожим, но тогда я еще об этом не знала… это теперь понимала, как он для меня расстарался.

Сейчас же его дыхание быстро стало порывистым, рваным, он поднялся на ноги и рванул меня вверх. Его руки хаотично гладили мою спину, плечи, зарывались в волосах, а у меня подгибались колени просто из-за осознания – я с ним. Чувствую его запах, горю от прикосновений… и почему-то смущаюсь, когда он вжимается в меня напряженным пахом. Ведь то, что раньше было привычным, теперь… конечно же, после Тихомирова у меня никого не было. А то, что было с ним, было так давно, что… может, уже и неправда? Впрочем, все сомнений меня оставили, как только Рома добрался до груди. Я дурела от ощущений и его близости и ни в чем уже не сомневалась.

Раздевая друг друга, мы добрались до моей комнаты. Где-то по дороге тявкнул Морик, вообразив себя псом, но Тихомиров погнал его из комнаты и закрыл дверь – кто бы мог подумать, что он такой стеснительный? Рома нащупал презервативы в прикроватной тумбочке, мы вместе посмеялись над их сроком годности и над тем, что они тут не просто так лежали, а терпеливо дожидались того, кто их когда-то покупал.

Впрочем, скоро нам стало не до смеха – Тихомиров наклонился ко мне и снова начал целовать. Развел ноги, медленно вошел… я закрыла глаза, почти не дыша – так хорошо это чувствовалось. Так знакомо и вместе с тем ново. Рома крепко прижал меня к себе, несколько раз порывисто толкнулся и… все закончилось. Видно, что его накрыло, да так сильно, что он не удержался.

Только и смог пробормотать:

— Извини.

— Все хорошо, Ром.

— Просто я… люблю тебя.

— Знаю. И я тебя.

— И я ни с кем, Надь. Ни с кем. Тебя ждал.

Я кивнула, чувствуя, как из глаз текут слезы.

Тихомиров их увидел и покачал головой:

— Моя самооценка только что пошатнулась – неужели былонастолькоплохо? — говоря это, он избавлялся от презерватива. Затем устроился рядом, сгреб меня в объятия и начал целовать ключицы. — Надь, я сейчас же исправлюсь, честное слово.