Свет от раскосых фар «Мазды» не мог рассеять тумана, сползавшего с гряды пологих холмов, окружающих деревню с севера. Молочная пелена быстро накрывала дорогу, словно торопилась добраться до бора и спрятать деревню под свое покрывало, непроницаемое для чужих глаз.

Нервно выкручивая руль, Филимон бросил:

— В крутой дыре ты гнездо свил. Просто отшельник какой-то.

— Не нравится? — рассмеялся Жиган.

— Охренительно нравится. Особенно, когда в нос навозом шибает, — втянув воздух, струившийся в приоткрытое окно, буркнул Филимон.

Указав на дом, у которого надо было остановиться, Жиган сказал:

— Привык к выхлопным газам и промышленным выбросам? Эх ты, Филимоша! Жертва большого города. Не умеешь ценить тишину, свежий воздух, покой. Изуродована твоя психика столичной суетой. Все носишься, суетишься. Днем рубишь капусту, ночью просиживаешь штаны в казино. Под утро перепихнешься с какой-нибудь шлюшкой и с утра все по новой. И это ты называешь жизнью?..

Машина плавно затормозила у покрашенного голубой краской забора. За забором пламенели кусты мальвы.

Выходя из машины, Филимон задумчиво покачал головой.

— Может, ты и прав, Жиган. Только по-другому у меня не получается.

— Каждому свое.

Тихо скрипнула калитка. Мужчины прошли по выложенной бетонной плиткой дорожке. У двери, казавшейся на первый взгляд неказистой, остановились. Сделанная из грубо отесанных, но плотно пригнанных дубовых досок дверь была скреплена стальными стяжками. По периметру ее огибали полосы кованого железа с декоративными накладками. Такие двери, наверное, когда-то стояли в княжеских теремах.

Достав из тайника ключ, Жиган повернул его против часовой стрелки. Затем проделал ту же операцию в обратном направлении. Где-то внутри раздался щелчок. Цилиндры стальных ригелей вышли из пазов. Слегка подтолкнув массивную дверь плечом, Жиган отступил, пропустив гостя:

— Добро пожаловать, Филимоша.

С опаской заглянув внутрь, Филимон уступил дорогу хозяину.

— Нет, Жиган. Иди первый. У тебя не хата, а какая-то пещера Али-Бабы. Одни двери чего стоят…

Они прошли внутрь. Оказавшись в большой комнате, Жиган включил свет. Обставленный со спартанской простотой зал, тем не менее, мало напоминал жилище сельского жителя. Отпечаток личности хозяина чувствовался во всем.

Особенно диковинно смотрелся камин с дымоходом, сложенным из серых камней. На каминной полке стояли несколько фотографий в рамках, на которых были изображены улыбающаяся женщина и парень, удивительно напоминающий Жигана.

Подойдя к камину, Филимон спросил:

— Кто это?

— Мать, — не оборачиваясь, ответил Жиган.

— А это? — указал на следующую фотографию гость.

— Брат.

— Но ты ведь даже не смотришь, на что я показываю, — глядя в спину Жигану, произнес гость.

Тот, подняв голову, кивком указал на большое зеркало, в котором отражались и Филимон, и каминная полка с фотографиями.

Вернув фотографии на место, гость невзначай поинтересовался:

— Ты ничего не говорил про родственников. Где они?

Тень набежала на лицо Жигана. Голос предательски дрогнул:

— Далеко. Очень далеко. — Помолчав, Жиган добавил: — Там, где ни одна сволочь ни брата, ни мать больше не достанет.

Сообразив, что к чему, Филимон еще раз посмотрел на фотографии людей, покинувших этот бренный мир. Больше с расспросами он не приставал, чтобы не бередить душевную рану приятеля. Впрочем, Жиган быстро взял себя в руки.

Они приехали сюда не ради воспоминаний. Жиган хотел забрать необходимые вещи. Проверить все и оставить свое жилище до лучших времен, обезопасив от вторжения непрошеных гостей. А те могли появиться…

Сложив в сумку одежду, Жиган подошел к стойке с компакт-дисками. Четыре башни с горизонтально уложенными коробками стояли по обеим сторонам аппаратуры. С тоской оглядев коллекцию, Жиган выбрал несколько дисков. Коробки легли в боковой карман сумки. Туда же отправился плоский плеер для проигрывания компакт-дисков и пара высококачественных наушников.

Заметив взгляд Филимона, Жиган усмехнулся:

— Не могу отказать себе в удовольствии.

— Да у меня на хате этого добра пруд пруди. Компактов не меньше, чем у тебя, — пожал плечами Филимон, не понимающий привязанности к странной, непонятной для непосвященных музыке.

— От попсы, наверное, тащишься? — съехидничал Жиган.

— Ну, в общем, да.

— А я от попсы болею. Вот если заставить тебя есть отбросы, живот заболит?

— А то… — согласился Филимон.

— Вот и у меня от помоев, которые проникают через уши, организм бунтует. Аллергия на попсу, — застегивая молнию сумки, признался Жиган.