— Ты в порядке?

Я кивнула.

Элайджа спросил:

— А Люси?

Я нахмурилась.

— Думаю, она еще слишком мала, чтобы в полной мере осознать, что произошло, и это ее пугает. Когда-нибудь, когда подрастет, надеюсь, она поймет, почему я не могла позволить ее отцу остаться с нами.

Элайджа встал, возвышаясь надо мной. Он придвинулся ближе и осторожно коснулся моего плеча.

— Не думаю, что она этого хочет. Думаю, что твой четырехлетний ребенок понимает больше, чем ты думаешь. Она хочет только маму. И чтобы ее мама была счастлива. Это заметно по Люси.

— Что ты имеешь в виду?

— Она избалованная, но у нее золотое сердце, особенно когда речь идет о ее любви к тебе. Ты замечала, что Люси счастлива, пока счастлива ты? Думаю, она больше расстроилась из-за того, что ты несчастна, чем из-за того, что сказал ее отец. И... из-за меня. Она плакала, потому что думала, что ей не разрешат больше видеться со мной. — Он усмехнулся. — Как будто я вас отпущу.

Это правда. Люси очень расстроилась, когда Скотт сказал, что не позволит такому человеку, как Элайджа, находиться рядом с нашими детьми. Он высказывался о татуировках Элайджи и прочем, пока Люси не расплакалась. Скотт искренне верил, что я все еще принадлежу ему или что-то в этом роде. Абсурдно то, что он думал, будто может указывать мне, с кем я могу дружить. Я не стала рассказывать об этом Элайджи.

Глубокий голос Элайджи был тихим, когда он продолжил:

— Люси рассказала о том, что ее отец требовал, чтобы вы, держались от меня подальше. Она плакала, когда говорила это. Именно поэтому я понял, что каким-то образом, каким-то гребаным образом, стал особенным для кого-то настолько бесценного, что не понимал, как кто-то может заставить ее плакать.

Ох, помадка.

Он заставлял меня чувствовать. Очень много разных вещей. Почему он стал таким добрым? Неужели он не мог остаться тем придурком, с которым мы столкнулись в первый раз?

Это заставляло меня с грустью мечтать о большем — той части, которой друзья не делились друг с другом.

Но я не могла перестать представлять себе это, особенно после сегодняшней ночи и всего, что Элайджа сказал и сделал для нас. Почему он так хорошо к нам относился? Мое сердце было в опасности из-за сложившейся ситуации.

— Ты сегодня работаешь? — пробормотал он, его пальцы лениво поглаживали мое плечо.

Вспомнив о работе, я застонала.

— Ты только что напомнил мне, что она у меня есть. Который час?

— У тебя есть еще четыре часа, чтобы поспать. Я зайду за тобой около шести тридцати.

— Спасибо, Элайджа.

— Не благодари меня. Это не проблема.

Он убрал руку с моего плеча, оставив после себя призрачное тепло.

— Но так и есть. — Я взяла его за руку. — Несмотря на нашу первую встречу, я рада, что у нас появился друг в твоём лице.

Он поспешно отвернулся, но прежде я заметила напряженное выражение его лица. Его челюсть была сжата, а глаза опущены. Я сказала что-то не так? Я хотела спросить, но внезапно почувствовала неуверенность. Выражение его лица смутило меня.

Он остановился и бросил взгляд через плечо. В этом взгляде было что-то скрытое.

— Я никуда не уйду, — сказал он, направляясь к двери.

Глава двадцать пятая

Элайджа

— Я сделал это фото ранее. Она была очень зла, когда я показал ей его перед тем, как мы отвезли ее к бабушке с дедушкой.

Я улыбался, передавая свой телефон маме и показывая фотографию спящей с открытым ртом в автокресле Люси. Я сам немного устал. Я почти не спал после того, как покинул квартиру Хэдли, но это была приятная усталость. Вероятно, я так себя не чувствовал, на протяжении всего рабочего дня, но это тоже было нормально.

Мама улыбнулась, глядя на мой телефон.

— Мне было интересно, что ты делаешь в такую рань. Неужели мама...

— Хэдли.

— Хэдли работает сегодня?

Я забрал у нее телефон.

— Да. Я заберу ее в семь, и мы поедем за Люси и Элаем.

— Малыш, да? У тебя есть его фотографии?

Я покачал головой.

— Нет, но я сниму его с Хэдли. Это первая фотография, которую я сделал с Люси.

Я усмехнулся, вспомнив, как она дулась. От того, что я смеялся над ней, становилось только хуже. Могу поспорить, когда я сказал, что хочу ее сфотографировать она ожидала не этого.

Когда я взглянул на маму, она смотрела на меня с любопытством.

— Может, лучше привезти их сюда.

Я потер затылок.

— Как мне это предложить?

Мама вскинула бровь, слегка забавляясь.

— Что ты имеешь в виду?

— Ответь честно, мам. Ты единственная женщина, которая, зная меня, может сказать, что любит. Мне оставить Хэдли в покое? Она через многое прошла. Они все. Блядь, я не хочу портить им жизнь...

— Следи за языком, Элайджа, — отругала меня мама.