Дженни подходит ко мне сзади и треплет за ухо.

— Может, ты уже найдешь себе девушку? Хватит разбивать мамино сердце. Я уверена, что найдется кто-то, кто обратит внимание на все твои огромные недостатки трахальщика.

— О, Дженни, — мама прижимает руку ко лбу. — Может, ты перестанешь называть своего брата трахальщиком?

— Он предпочитает, когда его называют дамским угодником, — подхватывает Хэнк.

— Именно так, — отвечаю я. — Хоть кто-то меня понимает!

— Дамский угодник — это просто более аккуратное название трахальщика.

Дженни хмыкает и выводит Хэнка из кухни, оставляя нас с мамой наедине.

— Знаешь, Картер, я никогда ничего не говорила о твоем выборе… о… — она разводит руками, то приближая, то отдаляя их от лица, словно пытается придумать как помягче сказать, что ее сын спит со всеми подряд. — делать то, что ты делаешь с таким количеством разных женщин, — наконец, формулирует она. — Но меня ужасно расстраивает, что ты упускаешь что-то невероятное, что-то особенное, — она приподнимает одно плечо, улыбаясь так, словно смущается, грустит и ностальгирует одновременно. — Что-то вроде того, что было у нас с твоим отцом.

Осторожно взяв ее за руку, пока она не продолжила, я притягиваю ее к себе, обхватываю ее руками и крепко прижимаю к себе.

— Как ты сегодня, мам?

— Я в порядке, — дрожащий вдох, за которым следует хриплый выдох намекают на то, что она врет. — Я скучаю по твоему отцу, Картер. Мне так его не хватает.

Мои веки опускаются, словно это облегчит боль. Не облегчит. Боль моей мамы — моя собственная боль.

— Я знаю, мам, — я прижимаюсь губами к ее волосам, сжимая ее немного крепче. — Я тоже скучаю по нему. Ты достала корзины в этом году, — добавляю я шепотом, глядя на большие синие рождественские корзины, стоящие у лестницы.

— Я не смогла их открыть, — признается она. — Просто сидела и смотрела на них. Но… это же прогресс, верно? Даже если он маленький?

— Это прогресс, мам.

Когда мы молча стоим на кухне, прижимаемся друг к другу, играют рождественские песни, я даю ей единственное обещание, которое могу сдержать.

— Если я найду что-то похожее на то, что было у вас с папой, последнее, что я сделаю — позволю этому уйти от меня.

ГЛАВА 10

ДВОРЕЦ УТЕХ КАРТЕРА

Этот дом словно со страницы журнала — когда кто-то говорит, что мечтает о доме, обычно он имеет в виду что-то подобное. Смотришь, и кажется, что не так уж эта мечта далека от реальности.

Он расположен на севере Ванкувера, в коттеджном поселке закрытого типа, у него даже есть собственная подъездная дорожка размером со школу, в которой я работаю. Двухэтажный дом простирается у подножия горы Фромм. Сочетание серого и темно-синего камня с деревянными перилами делает этот дом произведением искусства, а темно-зеленый лес, усыпанный снегом, горы и миллиард звезд на фоне превращают его во что-то поистине сказочное.

— Ты здесь всю ночь будешь стоять или все же зайдешь?

Я отрываю взгляд от пейзажа и делаю вид, что у меня в животе не порхают бабочки от одного лишь вида Картера, стоящего на крыльце, облокотившись на столб, руки в карманах, на лице улыбка, его взгляд на мне.

Не уверена, что он когда-то нравился мне так сильно, как сейчас. На нем темные приталенные джинсы, расстегнутая рубашка в темно-зеленую и синюю клетку с закатанными рукавами. Каштановые волосы беспорядочно лежат на голове. Он до боли красив в своей небрежности.

Он кивает головой на входную дверь.

— Кара и Эм оставили тебя здесь на произвол судьбы.

— А ты решил меня спасти?

Картер расплывается в улыбке, когда я делаю несколько шагов к нему навстречу. Он выпрямляется, опираясь на столб.

— Не-а. Скорее я тот, от кого тебя надо спасать.

— Ах, да. Большой, плохой Картер.

Он поднимает руку, демонстрирует свой бицепс, чмокает его и играет бровями.

— Я большой, да.

Я поднимаюсь на крыльцо и наслаждаюсь тем, как блестят его глаза, когда оказываюсь рядом.

— Но ведь ты не настолько плохой?

— Очень плохой, — шепчет он.

— Правда? — я провожу кончиком пальца по воротнику его рубашки. — Фото с Олафом на твоей щеке говорит обратное.

Его взгляд темнеет.

— Не напоминай мне, что на прошлой неделе на твоей щеке был мой номер.

Мои пальцы обвиваются вокруг его рубашки, притягивая его ближе, и я шепчу: — Первое, что я сделала, когда вернулась домой — все смыла.

В его горле раздается животный звук, его глаза сужаются, и я с усмешкой отступаю назад, оглядывая крытое крыльцо.