Сергей приник к грудям Вероники, пахнущих сдобным тестом и парным молоком, поочередно облизал затвердевшие соски, нежно покусывая их упругие пипки. Рука же безотчетно пробиралась по трепетавшему, но и податливому телу, ищущему бесстыдных утех, скользнула с мягкого теплого живота, ощутила взмокшие в промежности трусики. — Сергей порывисто стянул их. Женщина не противилась, она растаяла от неистовых ласк и отозвалась на них с одержимостью пылкой натуры, молодка всецело отдалась, безоглядно доверилась поклоннику. Вероника всецело оказалась во власти мужской силы. Сергей же блаженствовал, находясь под царственным игом возлюбленной: очарованный, порабощенный, околдованный ее роскошным, пряным телом, ее зазывно притягательной женственностью.

Любовники уснули, неистово обессиленные, не выключив электричества. Засыпали, не прекращая лобзаний, заснули страстно обнявшись.

Аптекарь Хаим Пасвинтер на цыпочках подкрался к комнате. Приоткрыв дверь, взглянул на заголившуюся во сне дочь и на свернувшегося калачиком гэбэшника. Старый мудрый еврей только тихо присвистнул: «Цимэс мит компот!» — что выражало высшую степень восторга. Старик тихонечко потушил свет.

Воронов спал как убитый, разбудила Вероника:

— Сережа, пора вставать, уже семь, — и ласково взъерошила шевелюру постояльца. — Завтрак на столе…

Вчерашняя, внезапно случившаяся любовь мигом пронеслась в голове Сергея. Капитан ни о чем не раскаивался, у него давно не было женщин, тем паче таких прелестных — Воронов был счастлив, уже давно не был так счастлив. Еще никогда сама жизнь не казалась столь приятной и притягательной, чтобы впредь вовек не сожалеть, что мать родила на свет Божий.

Сергей ухватил Веронику за руку, притянул с силой к себе и залихватски повалил на кровать. Его ищущие губы принялись осыпать поцелуями лоб, щеки, шею возлюбленной, опускаясь ниже и ниже. Полы халатика разлетелись в стороны, открыв взору обнаженное женское тело, внизу живота призывно взывал, оперенный льняными кудряшками, лобок. Сергей стал ласкать потаенную плоть любимой, женщина застонала, но упрямо отталкивала бессовестную руку. Но пальцы Сергея настойчиво проникали меж влажных губок, стараясь коснуться сокровенного бугорка поверх них.

— Нельзя, нельзя! — горячо шептали уста молодки, но тело уже трепетно ослабевало.

— Хочу, хочу тебя! — столь же жарко звучало в ответ.

И подтверждением тому стал вздыбившийся на дыбы предмет мужской сущности.

Наконец Вероника смирилась, но благоразумно предложила позу сзади. Запахнув на талии предательский халат, она отошла в угол, уперлась руками в изножье кровати, нагнулась, открыв пышную попку и восхитительно вывернутую промежность. Воронов не удержался и стал сжимать, тискать соблазнительную мякоть, доверчиво прикорнувшую в жадной руке. Но дикая страсть не умела подолгу терпеть. Их тела сплелись воедино, Вероника закусила губы, чтобы не выдать криком утреннее соитие, не испугать близких диким животным воем.

Потом любовники опять страстно целовались, перемежая поцелуи нежными объятьями, однако, продолжительно поворковать им не пришлось. Сергея ждали неотложные дела. Уже за столом, наскоро перекусывая, по тому времени явными деликатесами из запасов оперативного пункта, Воронов осведомился:

— А где Хаим Львович, а где сын, Вероника?

— Отец уже за прилавком… Сынок, тот еще дрыхнет, лето ведь, каникулы, — мило улыбнулась она.

И тут Сергей бездумно задал нагло бестактный, но вовсе не лишенный здравого смысла вопрос:

— А почему ты такая беленькая, светлоглазая, ничуть не еврейка? — справился… и удивился собственной дерзости.

— Так мама русская… Мамины родители, то есть дедушка с бабушкой из-под Вязьмы. Дед — полковой фельдшер, после отставки с бабой Варей остались в Вильне. Мама вышла замуж после смерти дедушки, сошлись с папой по любви… Мама погибла, когда русские в четырнадцатом году бежали из Вильны от немцев, мне тогда было два годика. Папа рассказывал, тогда сто тысяч русских покинуло город и Виленский уезд, не захотели быть под немцем. Как и теперь русские ушли из города, папе о том говорили беженцы из Литвы.

— Бедная девочка, — и Воронов ласково приголубил Веронику. Следом у него пронеслось в голове: «Неужели опять — Вильно, Вильна, Вильнюс… А, впрочем, как я люблю этот чудный город». Но мысль эта потонула, во всеобъемлющем смысле возникшего в яви слова, имени — Вероника!

Сергей не мог пока дать себе отчета в том, что происходит между ним и дочерью аптекаря. Попросту не загружал голову, да и мысли такие не приходи на ум. Но Воронов знал наверняка — это подарок судьбы, щедрый дар, — наконец, он нашел свою единственную женщину…

Младший лейтенант Андрей Свиридов уже поджидал Воронова в прокуренном кабинете. Капитан, находясь в приподнятом состоянии духа, шумно приветствовал молодого коллегу, не забыв поблагодарить того за удачно организованный ночлег:

— Еще ни разу так здорово не высыпался, — лихо соврал Сергей. Хотя, какое там здорово… спать хотелось зверски. — Радушное, приятное семейство, — но клеймо «подлый сыщик», взяло верх. — Кто такие? Не смущает, что беженцы из Литвы, людей проверяли?