Я опять открыла глаза. Девушки у второй бадьи вели себя тихо, видимо, вслушиваясь в наш разговор.

— Это там, где владения Дракона?

Рука Августины дрогнула и она перекрестилась.

— Не поминай его всуе, сестра. Кто знает, вдруг он услышит и придет, — зашептала боязно она.

Я открыла рот, чтобы поспорить с ней, но потом вспомнила, что еще пару дней назад точно знала, что драконов не существует. Вдруг он и правда услышит.

Вымыв волосы и ополоснувшись как следует, я выбралась из лохани и закуталась в полотенце, при этом чуть поморщившись. Августина заметила мои руки.

— У меня есть хорошее средство.

— Не нужно, спасибо, у меня уже есть подходящая мазь. Ты не могла бы прислать ко мне Жака, как только мы закончим водные процедуры? — попросила я, расчесывая толстым гребнем волосы. Мокрые, они доходили почти до поясницы.

— Хорошо, только настоятельница не разрешает мужчинам входить в спальню монахини.

— Ну, я же не монахиня, впрочем, Агриппина из кого хочешь сделает послушницу, — я артистично нахмурила брови, копируя главную сиделку, и поставила руки в боки. Все юные послушницы в банной рассмеялись.

Жак постучал в дверь через полчаса после того, как я зашла в свои покои и сейчас, завернувшись в одеяло, смотрела на догорающую свечу. Настоятельница разрешила не присутствовать на вечерней молитве и от ужина я отказалась, сославшись на плохое самочувствие. Я пока не знала, как мне дальше быть. При виде Жака я и вовсе подумала, что было бы неплохо сбежать с ним.

— Жак, ты отыскал лошадь? — спросила я, впустив его внутрь и убедившись, что нас никто не видел

— Конечно, мисс, это личная лошадка его сиятельства, она далеко не убежит. А завтра с восходом солнца я выдвигаюсь обратно в деревню.

Я подожгла новую свечу, покапала воском в глиняную плашку и зафиксировала ее, а старую задула, слегка наклонившись. Затем повернулась к Жаку и, набравшись смелости, прямо спросила:

— Могу ли я поехать с тобой?

Тот удивился, снял кепи и помял ее в руках.

— Нет, мисс.

Я увидела на его лице сомнение и нерешительность, сразу же бросилась к нему и схватила за плечи.

— Что такое? Что случилось?

— Ничего, мисс, — еще нерешительнее замялся Жак, переминаясь с ноги на ногу.

Я тряхнула его за плечи.

— Давай говори! Ты не умеешь врать.

— Преподобный….

— Что он? — в голову вкрались самые жуткие мысли.

— Он предупредил, что вы можете захотелось уехать со мной, но…, — малец вновь замолчал.

— Что он сказал? Он запретил меня брать с собой? — выдохнула я, и чуть не осела на пол. Страшная мысль забилась в мозге: “значит, я все-таки пленница здесь”.

Жак кивнул, словно подтверждая мои мысли, хотя я спросила его о другом.

— Он сказал, что у него есть подозрения относительно вас и пока что он вынужден просить остаться вас здесь.

Я отошла к стене и буквально сползла по стене на один из деревянных табуретов.

— Жак, разве они имеют права держать меня здесь? Это не тюрьма!

— Мисс, здесь, конечно, не тюрьма, но преподобный представляет силу закона, а значит я не могу его ослушаться. Да и сами посудите — вдруг дракон вернется. Я не смогу защитить вас. Сам же я собираюсь скакать без устали напролет весь день, чтобы добраться до деревни засветло.

Я посмотрела на Жака, у того был неровно состриженный чуб из-за сгоревшего кончика и спаленные белесые брови.

— Ты должен найти Анатоля и пообещать, что вы вернетесь за мной. Я прошу вас!

— Обещаю! — горячо воскликнул Жак.

Спать ложилась я с тяжелым сердцем. Что, если Анатоль погиб в схватке или не захочет возвращаться за мной? Тогда преподобный обязательно допросит меня, а я не смогу сопротивляться ему и расскажу всю правду — о государственной тюрьме, о Лохински, о Томке. Рядом с ним я не могу быть в себе уверенной. Меня сожгут как ведьму. Ей богу, сожгут. Вскоре глаза закрылись сами собой и я заснула. Через сон где-то в глубине приюта я слышала человеческий крик. Кажется, это был плач маленькой девочки.

Утром я проснулась со свежей головой и телом, полным энергии. Для себя я решила: у них не получится низвергнуть меня в пучину своих средневековых законов, и я вовсе не обязана сидеть в стенах приюта. Так святому отцу и скажу! Тем более, он и сам был не против поцелуя. При воспоминании об этом, по телу прошла дрожь. Несмотря на попытки себя убедить в том, что моей вины тут нет, обмануть свой же мозг не выходило. Наконец, кое-как договорившись сама с собой, я оделась, заплела две тугие косы и открыла дверь. Внизу крученой лестницы стояла Августина, поставив ногу на первую ступень.