Я внимательно слушала ее слова, думая лишь о том, что я буду отвечать Агриппине на вопросы о себе. Но настоятельница ничего не спрашивала, она продолжала:

— Главное правило нашего приюта — никто не остается без дела. У каждого, кто решил найти тут пристанище…

Тут я хотела вставить фразу о том, что я в приюте лишь на время, однако, она выставила ладонь вперед и тихо пояснила:

— Я знаю, дитя мое. Твой путь — это твой путь. Однако, правила распространяются и на тех, кто хочет найти тут приют даже на несколько дней.

Я удовлетворенно кивнула, убедившись, что меня тут не будут задерживать, если я решу уйти.

— Как ты знаешь, здание пострадало после ночной атаки, есть погибшие. Сейчас много работы — похороны, отпевание, молитва, еще нужно убрать придомовую территорию. Я не заставляю тебя заниматься тяжелыми работами, но на подворье есть тачки, веники — будет хорошо, если ты поможешь сестрам в уборке.

— Вы можете рассчитывать на мою помощь, настоятельница. Могу я задать вам несколько вопросов?

Настоятельница вздохнула:

— Да, но помни, что вопросы, которые ты задаешь — владеют твоим умом и душой. Не разрешай дьяволу отбирать часть твоего разума.

Я уже пожалела о своем намерении задать вопрос, но деваться было некуда.

— Вам что-нибудь известно насчет Дракона? Откуда он вообще взялся?

Взгляд Агриппины сузился, вопрос ей явно не понравился.

— Я ничего не знаю об этом порождении тьмы. Это слуга дьявола и он должен отправиться в ад. А что по поводу того, кто его призвал… это сделали те, кто хочет свергнуть церковь. Заблудшие умы идут за антихристом, не понимая, что своими действиями они отворачивают церковь и бога от нашего мира, призывая силы тьмы.

Сердце забилось учащеннее. Неужели эта первая ниточка, которую мне удалось ухватить? Может быть Агриппина что-то знает? Но настоятельница не желала говорить больше ничего, она встала и резко вышла, оставив меня в размышлениях. Я допила компот и отправилась на улицу. Солнце еще просвечивало через верхушки деревьев, кое-где рисуя темные пятна. Послеобеденная молитва закончилась и сейчас все занимались своими делами.

Несколько человек в закатанных рубахах на голое тело, штанах и босиком клали на тележки раскиданные повсюду камни и везли их на задний двор. Другие — чинили крышу — глухой стук раздавался на весь лес. Сейчас я заметила небольшую колокольню слева от приюта — ночью она была надежно скрыта под темной сенью деревьев и фасадом здания.

Молодые монахини собирали сучья и мелкие камешки в мешки и волокли их в сторону, складывая в кучу. Я заметила Августину и помахала ей рукой. Она тут же подбежала ко мне:

— Сестра, как ваше самочувствие? Рада видеть вас в здравии! — она перекрестилась и улыбнулась.

— Спасибо, Августина. Все хорошо, я правда чувствую себя куда лучше. Может быть я могу чем-то помочь? Смотрю, работы у вас много, — заметила я, оглядывая территорию. Разрушения и правда были обширными.

— Если желаете, присоединяйтесь. Грузите мусор на тачанку, вот сюда, — она обтерла руки о передник, надетым поверх черной юбки, и махнула в сторону уже почти нагруженной доверху тачки.

Я принялась за работу и поняла, что мое тело совсем не приспособлено для этой цели. За всю свою жизнь я много раз работала физически. Иногда таким образом получалось заработать немного деньжат, но нынешнее тело было слишком слабое и юное, поэтому через полчаса работы на ладонях я обнаружила две мозоли, к тому же вновь начал болеть палец.

Жака я уже видела — он помогал чинить крышу и несколько раз махал мне рукой, однако пока что минутки переговорить с ним не было, я ждала, пока он спустится вниз. Жаловаться мне не хотелось — все работали, никто не отлынивал, поэтому обмотав ладони куском ветоши, я вновь принялась за работу.

Страшно вспотев, постоянно откидывая непослушные пряди назад, в один момент я плюнула на все и подвязала юбку на бедрах. Юбка была ужасно длинной и тяжелой, поэтому ее часть все равно свисала, прикрывая ноги, открытыми оказались ноги ниже колен. Пару мужчин, работавших на крыше присвистнули, а в глазах монахинь я прочитала сначала удивление, а затем и восхищение.

В таком виде, разогнувшись в одну из кратких передышек, поправив волосы и уперев руки в боки, я и увидела его. Мой падре стоял у высокого длинного оконца на верхнем этаже, заложив руки за спину, и смотрел на меня. Когда я посмотрела в его сторону, на его лице не дрогнул ни один мускул. Он дружелюбно улыбнулся мне одними губами и поднял руку, медленно подзывая к себе.

— Августина, я сделаю перерыв, — предупредила я молодую монахиню. Та легонько кивнула, и я вошла в приют. В этой части здания я еще не была. На первом этаже располагалась большая комната-спальня для гостей приюта. Кровати-топчаны, устланные соломой и покрытые жесткой тканью, похожей на мешковину, стояли в два ряда. На одной из кроватей в самом углу кто-то лежал, укрытый несколькими покрывалами и натужно кашлял во сне.

Я тихонько прошла мимо и увидела крученую высокую лестницу — точно такая же была в левом крыле, где жила я, но здесь были прикручены перила. Я поставила ногу на первую ступень и схватилась за перила, как наверху раздался шум. Преподобный открыл дубовую дверь и остановился в ожидании, наблюдая за моими руками.