— Тяжело ранены? — Капитан шагнул вперед и стал высматривать на пароме раненых.

— Та ни! Одного в ливу ногу, а в другого ось тутечки малэсенька дирочка, — санитар ткнул пальцем себе в живот.

— Ранение в живот? — встревожились мы с капитаном.

Следующий наш вопрос:

— Вы перевязали раненых?

— А як же, товарищ капитан! И тому, и другому зробылы повязку. Тилькы воны щось не держатся.

Капитан устремился к парому. Я последовал за ним.

Хорошее начало, ничего не скажешь. Но отчасти я доволен: пусть капитан, а с ним и в штабе санарма знают, что за санитаров они мне подсунули. Напомнить бы ему его же слова: «Уже через день будут и жгуты накладывать, и раны перевязывать…»

Мы взбежали на причал и остановились, ослепленные ярким светом. До меня не сразу дошло, что это неожиданно выглянула из-за поредевших облаков луна. И только потом я увидел раненых.

Мы поспешили к ним. Один из них лежал, скорчившись, на чужой шинели и мелко-мелко дрожал: слышно было, как у него стучали зубы. Другой сидел прямо на палубе. Время от времени он перемещал раненую ногу руками в более удобное положение. Рядом с ним стояли в совершенно растерянных позах земляки. Тут я вспомнил их фамилии — Коваленков и Чепаль. Почти Чапай!

— Как чувствуешь себя, браток? — капитан наклонился над лежавшим мотострелком.

— Худо мне, — не переставая дрожать, ответил тот.

— Дай-ка я посмотрю, что у тебя там, — ласково сказал капитан. — И резким тоном мне: — Помогите!

Я отстранил рукой Чепаля и Коваленкова, которые также бросились помогать, и осторожно расстегнул шинель, приподнял гимнастерку и нижнюю рубаху. Так и есть: повязка сама по себе, а рана сама по себе…

Капитан опустился на колени, потрогал живот.

— Ранение, несомненно, проникающее. Надо немедленно госпитализировать, — тихо сказал он мне.

— А как? На чем?

— Вот это вам придется решать каждый раз с каждым раненым, — назидательно произнес капитан, вставая с колен.

Все это от него я уже слышал.

К нам подошел командир парома — младший лейтенант в меховой безрукавке.

— Доктор, сейчас мы начнем ремонт. Забирайте быстрей раненых!

— Еще две минуты, — ответил капитан и приказал Зубку: — Живо за носилками!

Тот кубарем скатился с понтона. Пока он бегал, мы с капитаном заново перевязали обоих автоматчиков…

А к этому времени закончилась и погрузка раненых на другие паромы.

Капитан подозвал девушку-санинструктора, сопровождавшую раненых до левого берега. Когда она подошла, мне показалось, что я ее где-то видел. Знакомой была и эта родинка на подбородке, и эти улыбчивые глаза.

Представившись ей, капитан приказал доложить о количестве раненых, которые остались на берегу. Она сказала.

Сделав какую-то запись в блокноте, он попросил ее захватить этим же рейсом и нашего тяжелораненого.

— Слушаюсь, товарищ капитан, — ответила она и тут же подумала вслух: — Только куда его положу?

О втором мотострелке решили, что он может подождать.

Когда мы попрощались, она, уже уходя, несколько игривым тоном упрекнула меня:

— Нехорошо, лейтенант, забывать старых знакомых.

— А я не забыл вас, — соврал я.

— Что-то непохоже, — со смехом заметила она.

— Нет, правда, я только не помню, где в последний раз видел вас.

— Ну, ну, вспоминайте! — сказала она, поднимаясь на паром, и я видел, как блестели ее глаза.

Где же мы виделись? Одно ясно: я с ней не учился, не служил. До войны мы тоже не были знакомы. Откуда же она знала меня, а я — ее?..

— Когда вы успеваете, лейтенант? — усмехнулся капитан.

В ответ я пробормотал что-то невнятное. Знал бы он о моих «успехах» у женщин…

Плавно и уверенно один за другим отчалили паромы. Залитые лунным светом, они отчетливо выделялись на темной, слегка посеребренной воде. Но вскоре тот, на котором была девушка, вырвался вперед. То ли катер у него был помощнее, то ли команда посноровистее.

— Ну и светит же чертова сковородка! — выругался капитан.

— Могут раздолбать? — спросил я.

— Запросто. Как на ладони ведь! — и обратился к санитарам, стоявшим позади: — Ну что, товарищи, пойдемте подыщем вам местечко для медпункта.

Пройдя с полсотни метров, мы вышли к глубокому оврагу, круто устремлявшемуся вверх, к уже совсем близкому схлесту орудийных и минометных выстрелов, пулеметных и автоматных очередей.

Мы поднимались молча, сосредоточенно и опасливо прислушиваясь к пальбе. И на всякий случай держались поближе к окопам, которыми были изрыты оба склона.