Так минул год, начался второй.

Старика я невзлюбила, и очень радовалась когда его убрали и приставили ко мне для обучения монаха Мефодия, из монастыря, что стоит на землях древней Византии[1]. Он знал несколько языков, знал о звездах, умел вести счет и врачевать.

Именно он зажёг во мне, до того еле тлеющий огонь познания, я привязалась к нему, возможно даже полюбила, как любят дядю, или брата старшего.

Я постепенно выучила польский, найдя в нём созвучия с языком своей родины, понемногу полюбила читать манускрипты. Сама старательно выводила письмена и даже научилась рисовать красивые завитки заглавных букв в письменах. Изучала язык северных народов, шведов и данов, мои предки имели с ними родство. Язык народа варяжского, на котором говорили гёты и свеи, норвеги, ютландцы и зеландцы и жители Скании[2]. Мне нравились руны, песни скальдов. Разобралась я и в надписи на родовом обереге Брячиславовичей.

"Надежда всегда с тобой" - гласили руны на нём.

Заметив моё стремление к познанию, Мефодий стремился дать мне все знания, что ему подвластны.

Надо отдать должное Болеславу у него было большая библиотека рукописей древних составителей на латыни и греческом, франкском и германском языках. Сам он знал грамоту, и гордился библиотекой, но дело в том, что не только гордился. Он изучил все до единого манускрипта.

Мне изредка привозили одну из рукописей, очень бережно мы с Мефодием, изучали страница за страницей этих рукописных книг.

В один из дней, в конце лета за мной приехали и вновь увезли в замок Болеслава в Кракове. Я не хотела, долго плакала и причитала вцепившись в руку монаха. Отчего не знаю сама, но я поняла что больше не увижу его никогда. Это была моя вторая потеря. В глубине маленькой души, ищущей привязанности и теплоты, лёг глубокий шрам, отразившейся на всей моей дальнейшей жизни.

Мне шёл десятый год, выглядела я не на свои лета, была хлипкой, слишком не складной светловолосой девчонкой. Привыкшая к совместным играм с мальчишками, вечно вся в царапинах и сбитых в кровь локтях и коленках.

В тот день, в Краковском замке, я как обычно вышла из замка в лаз между деревянной оградой и стеной хлева, куда загоняли коров. Я не сразу нашла этот лаз, но проследив за мальчишками, жившими при дворе, увидела, что они им пользуются.

Мальчишки были примерно моего возраста, двое сыновья местной поварихи, а один был сыном одного из слуг в замке.

Нырнув в лаз, тут же взглядом нашла мальчишек, они собрались кругом и, что-то шумно обсуждали. Замедлив шаг, я тихо подкралась к ним, желая напугать в шутку.

Приблизившись, громко закричала, один из них стоявший ко мне спиной, вздрогнул и дернулся, раскинув руки. Одно из рук больно задела меня, и я не удержалась на ногах, упала.

Падение было очень неудачным, упала коленкой на острый камушек. Боль заставила меня схватится за ногу, и не сдержавшись я заплакала. Мальчишки испугались, если бы я пожаловалась, их бы наказали. Чтобы избежать наказания, они тут же разбежались в рассыпную.

Присев на землю я заревела, от жалости к себе, от обиды, что меня бросили все, а не только мальчишки. Размазывая одной рукой грязные слезы по щекам, второй зажимала кровоточащую коленку и совсем не видела приближающегося человека. И только когда, чьи-то ноги встали рядом, я подняла глаза и встретилась взглядом с глазами изумрудного цвета, в них разлилось море зелени с волнами черного цвета.

Что-то знакомое было в этом взгляде, я долго смотрела в эти глаза, молча, почти не моргая. Утопала в глубоких, очень умных глаз, невероятного мурринового цвета[3].

Спустя какое-то время ожила, понимая, что человека с этим взглядом, я видела в Менске.

[1] Византия - также называемая как Восточная Римская империя или Византийская империя – продолжение Римской империи в её восточных провинциях в период поздней античности и средневековья, когда столицей Восточной Римской империи был Константинополь( на Руси называли Царьград).

[2] Гёты и свеи- будущие шведы, до объединения. Зеландцы, ютландцы и жители Скании –будущие даны, до объединения их Вальдемаром I единое государство.

[3]Муррин - это малахит. Своё название минерал, по-видимому, получил от греческого «малахе», означающего мальва, так как своей зелёной окраской он напоминает цвет листьев этого растения. По другой версии название связано с его невысокой твёрдостью: малакос по-гречески – мягкий. В средневековой Европе и в Древней Руси латинское молохитес имело синоним - муррин. В XVII веке можно было услышать мелохилес, мелохитес, молохитес. Последнее название дошло до XVIII столетия, пока не было вытеснено современным написанием «малахит», которое предложил швед. минералог Ю.Г. Валлериус. Это название появилось в 1747 году в его книге, а её русский перевод вышел через 16 лет. Новая форма написания была принята Европой применительно к уральскому, или, как тогда писали, сибирскому камню. Тем не менее, в первой трети XIX века в России было принято писать «малахид», реже «малакид».

ГЛАВА 6 МУРРИНОВЫЕ ГЛАЗА.

Краков, Польское княжество 1149 год

Сморгнув, я наконец избавилась от марева мурриновых глаз. Немного придя в себя, рассмотрела стоявшего совсем рядом парня, старше меня года на четыре или чуть более. Волосы его были цвета пламени, и я вспомнила, как смотрела на них издали, с удалявшейся телеги.