У бедной девушки просто нет шансов против моего натиска. В конце концов, заставляю ее переодеться в брюки и ухожу с ее чертовой юбкой, как с боевым трофеем.

Ума не приложу, что дала мне эта злобная месть!

И ведь не успокоилась же… В уборной меня накрывает самая настоящая истерика.

Все потому, что… Я вспоминаю ту восемнадцатилетнюю дурочку, которую внезапно бросил парень. Нечаев ведь тогда так же исчез. Сначала вроде как ненадолго. А потом… Навсегда.

Хватаясь за пьедестал раковины, рывками дышу.

Сердце от натуги раскалывается. Распадается на осколки.

По рукам будто бы кровь струится. Вскидываю их вверх. Визуально убеждаюсь, что сухие и чистые.

Дышу все громче. На разрыв.

Где ты? Где ты? ГДЕ ТЫ?!

Как так можно? Как можно?! Разве МОЖНО?!

Зачем ты приезжал? ЗАЧЕМ?!

Шум голосов заставляет меня заскочить в одну из кабинок. Закрывшись, обхватываю себя руками. Отдаюсь ознобу, как электроимпульсам.

В воздухе пахнет… Кровью. Горем. Трагедией. Смертью.

Юния Филатова: Почему ты не предупредил, что задерживаешься?

Сама не соображаю, когда отправляю это сообщение Яну. Осознаю свой поступок как свершившийся факт. Смотрю на набранный текст, пока рядом с ним не появляются галки о прочтении.

Поздно. Понимаю, что поздно, но все равно редактирую «ты» на «вы». Трясущимися пальцами поправляю окончания глаголов.

Это не спасает.

И даже отправленное вдогонку: «Добрый день, Ян Романович!»

Ответа нет.

НЕТ ОТВЕТА!

Слезы заливают мое лицо. Я отчаянно кусаю губы. Понимаю, что не справлюсь. Захлебнусь, если не сделаю ЭТО прямо сейчас.

Вытряхиваю на кафель содержимое косметички, которую взяла с собой в уборную, уже зная, что воспользуюсь. Шорох, стук, звон… Подхватываю опасную бритву, раскрываю и, раздвинув ноги, резким движением совершаю надрез на внутренней поверхности бедра. Совсем крошечный. Неглубокий. Просто чтобы почувствовать отрезвляющую боль и увидеть кровь.

Пока капля скатывается, выравниваю дыхание. Постепенно удается унять и дрожь.

Привожу себя в порядок. В полном отрешении возвращаюсь к работе.

– Ты знал, что Ян задерживается? – сухо интересуюсь вечером, когда Илья сдвигается, чтобы уступить мне место за рулем.

– Нет. Он мне не говорил.

– Странно.

Не верю ему. Злюсь. Но пытаюсь этого не показывать.

– Знал только отец.

– И теперь что?.. Когда вернется?

Черт… Не могу не спросить!

– Вроде как в среду.

Сглатывая, убеждаю себя, что возможность дышать с этой новостью никак не связана.

Сердце по всему телу колотится. Развалившись на мелкие частицы, свирепо пульсирует в каждой гребаной клетке.

– Не в курсе, что случилось? Из-за чего эта задержка?

– Нет. Не в курсе, – бубнит раздраженно, явно увиливая от ответа. А посмотрев мне в глаза, будто сдается: – В последний раз когда говорили, показалось, Ян чем-то обеспокоен. Или даже… Расстроен. Хер знает. Я спросил, что не так. Он от ответа ушел.

Оглушающий гонг. Кусочки сердца, словно стадо диких зверей, сбегаются на место. Со всей дури друг в друга врезаются. Разбиваясь, слепляются в одну кровавую массу. Принимаясь отрывисто и болезненно пульсировать, общим хором выдают какофонию бешеных звуков.

– Это связано с работой? Или…

– Я не знаю, Ю! – повышает голос, вспылив. – Я, блядь, правда, не знаю! Спроси у него напрямую.

– Он на мои сообщения не отвечает!

– Странно… – удивляется.

– Угу. Особенно если учесть то, что сам писал: «Если возникнут вопросы, звоните».

– Ну так, может, позвони.

– Нет. Не буду.

Иначе… Если не возьмет трубку, я себя не соберу потом.

Сев на мотоцикл, стараюсь забыть о Яне. Мысленно возвращаюсь к тому времени, когда его просто не было… Точнее, не было возможности ждать его.

– Ты молодец, – хвалит Илья, когда прощаемся у подъезда. – Быстро учишься.

Поймав в окне силуэт отца, со вздохом закатываю глаза.

Заставляю себя рассмеяться.

– Если бы не эти ужасные царапины, я бы поверила.