Отлепиться бы… Надо.

А я вместо того еще отчаяннее впиваюсь.

Красивый. Суровый. Злой. И вместе с тем собранный.

Как всегда, идеален.

Однако… Есть одно несоответствие.

Когда мы встретились глазами, он задохнулся, будто ему перекрыли кислород. Я поймала момент. Поймала до того, как он якобы беспристрастно восстановил дыхание.

Мой лед трещит.

Все, потому что сердце без предупреждения и без моего на то влияния ускоряется. Становится гулким, отрывистым и беспощадно-болезненным. Внутри лишенной интеллекта мышцы трепыхаются чувства.

Спасибо всем слоям. Плоти, костям и льду – браво. Вселенная не услышит, как комок гладкой и уязвимой мускулатуры, всосав с кровью гормональной дури, орет во всю мощь о любви. Этот вопль способен не просто оглушить. Он рожден убивать.

Прости. Этого беса невозможно изгнать.

Нереально даже коснуться. Никакие конструкции не помогут достать. Нет способа выкачать.

Это вам не черное золото.

Это значительная часть меня. Это Я. Моя кровь.

Кровь, которую, чтобы унять боль, можно лишь по каплям пускать. Всю слить нельзя. Это я еще четыре с половиной года назад поняла. Как и то, что обновить ее невозможно. Клетки влюбленного беса сильнее. Преобладают. Доминируют. Поглощают. И снова правят бал.

Ты бы мог его выманить.

И это то, чего я боюсь больше всего. Пора признать.

Когда думаю о том, как сильно хотела бы прикоснуться к своему Яну Нечаеву, эта бесовская субстанция кипит. Напоминая себе, что вся изо льда, принимаю озноб как данность. Лучше так. Лучше трястись от холода, чем гореть в аду.

Глаза в глаза. Непрерывно.

Держать себя в оковах все тяжелее.

Лед, лед… Мне кажется, я из кожи готова вылезть ради того, чтобы побежать к Яну и посметь его обнять.

Какая же я глупая!

Умру ведь в тот же миг!

Наверное…

Молчит. Зачем же он молчит?

Я на него смотреть не могу! Мне хуже. Мучительнее, чем все прошлые разы, вместе взятые.

Да что ж такое?!

Господи… Я же с ума сойду!

Глаза, губы, руки… Весь он!

Он что, не понимает???

Зачем смотрит так, словно тоже скучал?!

Сердцебиение достигает нового уровня безумия. Это апогей.

Но я игнорирую боль. Пренебрегаю дрожью. Отрицаю плавящий нутро жар.

Верю в свою ледяную броню. Верю.

Нечаев не услышит. Не увидит. Ничего не поймет.

– Вы настолько обнаглели за время моего отсутствия, что считаете нормальным заставлять меня вас ждать? – высекает Нечаев своим самым жестким тоном.

Разгневан до предела.

И вместе с тем… Кажется, словно говорит с трудом.

Что ему мешает – для меня, на хрен, неважно.

Глаза заполняются слезами, когда думаю о том, сколько ждала я.

Сколько я тебя, черт возьми, ждала?!

Сердце кровью обливается. Захлебывается.

Боже, Боже… Кровоточит внутри каждая рана.

– Что вас так оскорбило? Прошло около двадцати минут. Были веские причины задержаться. Я ведь к вам тоже по первому зову бежать не обязана.

– Конечно, не обязана. Слишком гордая, – выплескивает Нечаев с ошарашивающей меня эмоциональностью.

Злостью меня не удивить.

А вот все остальное… Будто прямой удар в грудь. Девятибалльная волна. После треска ужасающие сколы идут.

Мое дыхание учащается. Скачками растет. Становится рваным, влажным, высоким и свистящим. Предательски и преступно взволнованным.

Я лед. Но Нечаев ледокол.

Наблюдает и какие-то данные снимает. Фиксирует. Отводя взгляд, переводит дыхание. Возвращает себе контроль.

– Оптимизация себестоимости готова?

– Да, – выталкиваю тяжело.

В груди будто дыра образовалась. Пытаясь ее залатать, больше не смотрю на Яна. Смещаю фокус в сторону.

– Какая сумма по итогу получилась?

– Минус тысяча семьсот семьдесят долларов на единицу, – докладываю исполнительно. И сразу же, не сдержавшись, добавляю: – Я сделала все, как вы сказали. По всем пунктам прошлась!

– Хорошо, – голос Нечаева смягчается. И вместе с тем он звучит ниже, сиплее. По коже продирает так сильно, что кажется, остаются отметины. Их тотчас заливает горячим и терпким медом: – Оставьте план на краю стола.

Лед, лед… Держись!

Шпильки зычно стучат по паркету. Но сердце все равно громче работает. Словно мчащее на бешеной скорости транспортное средство раз за разом врезается в ограждение и с грохотом превращается в бесполезную груду металла.

Так и не дойдя, со вздохом замираю. Издалека тянусь.