Ставлю себе задачу не возбуждаться. И тотчас ее проваливаю. А учитывая то, что белья на мне нет, брюки быстро выдают интересное состояние.

Не меняюсь в лице. С достоинством свой долг несу.

Ю краснеет. Начинает метаться взглядом по помещению. Останавливаю эту панику демонстрацией ее косметички. Останавливаю, а через мгновение разгоняю сильнее.

– Искала? – толкаю с вызовом, суть которого еще сам не осознаю.

– Да… Дай сюда!

По реакциям вижу, что делать этого нельзя.

– Донесу до машины, – информирую тем же приглушенным тоном.

– Мне сейчас нужно.

– Зачем?

Прохожусь взглядом по лицу, волосам, своей рубашке, которой Юния, несмотря на огромный размер, умудрилась придать стиль, гармонирующий с гребаной юбкой и ее общей деловитостью.

– Чудо как хороша, – выдаю с выедающей мозг иронией.

– На самом деле… Мне нужно подкраситься…

Стыну взглядом на воспаленных глазах, пока эта девочка не применяет эффект океана.

– В машине подкрасишься. Я спешу.

Ее рот открывается, двигается, но слова не звучат.

Когда я разворачиваюсь и покидаю уборную, стук женских каблуков следует за мной незамедлительно.

Моя тревога разрастается.

Сука… Она, блядь, распирает мне грудь, словно разорвавшийся баллон монтажной пены. Пустая, пористая, пока еще бессмысленная… Но пиздец какая объемная хрень способна вызвать деформацию тела.

В лифте не могу не смотреть на Ю. Она выглядит так, словно я ее приставил к стене для расстрела. Первую часть пути не дышит, а вторую – вентилирует воздух так взволнованно, что приличным этот процесс просто невозможно назвать.

– Мне домой надо, – всполошенно пыхтит Юния в фойе, когда сжимаю ее локоть, чтобы направить к боковому выходу. Кивая охраннику, молча придерживаю перед ней дверь. – Ян… – оглядывается на улице.

В легкие поступает свежий вечерний воздух. Глотаю его, словно свободу, как ни стараюсь держать зарубу, что серьезным человеком стал. Когда желудок сокращается, сердце совершает сальто, а по венам разливается огонь, усиленно игнорирую Ю.

С тем же наносным хладнокровием открываю перед ней дверь автомобиля.

– Ян…

– Я отвезу домой, – заверяю сухо, лишь бы перестала маячить.

Едва дело завершается успехом, обхожу машину, закидываю на заднее сиденье свой портфель и ее органайзер.

Занимаю водительское кресло.

– Что у тебя с родителями? – спрашиваю, выезжая на проспект и вливаясь в поток плотного движения. – Не похоже, чтобы ты их сейчас слушалась.

Бросив взгляд на Юнию, никаких особых эмоций на ее лице, не замечаю. Изучает свои руки, блядь.

– Дело не в них.

– А в ком же? Зачем домой?

Пожимает плечами. Едва успеваю поймать это движение. И оно, мать вашу, так бесит. Бесит, потому как никаких ответов не дает.

Напоминая себе, что планировал серьезный разговор, на какое-то время замолкаю, чтобы позволить эмоциям отстояться.

Поворачиваю голову, только когда останавливаемся на светофоре. Юния вздыхает и вскидывает взгляд.

Ловлю. Выдерживаю.

– Я делить тебя не буду, – высекаю почти ровно.

Металл в интонациях не в счет. Он часть меня, Ю привыкнет.

– В каком смысле?.. – толкает почти бездыханно.

И вздрагивает.

– Ни с кем делить тебя не буду, – повторяю жестче.

– Ты… Так говоришь, словно я собираюсь с тобой…

– Собираешься, Ю, – перекрываю ее возмущенный шепот.

Она замолкает. Взглядом немало эмоций выдает, но слова жалеет.

Зеленый. Улавливая краем глаза, отворачиваюсь.

Тишина сохраняется до следующего «красного». И даже когда останавливаемся, еще какое-то время затягивается. Все, чем обмениваемся – взгляды. После бартером идет дыхание.

– Знаешь, – проговариваю тем тоном, который обычно использую с Богданом. Неосознанно выбор ложится. Иначе сейчас не получится достать из глубин то, что хочу сказать. Ю замирает. Затаив дыхание, смотрит, как раньше – во все глаза. – Иногда чувствуешь, что сейчас человека отпускать нельзя. Просто нельзя.

«Иначе случится что-то плохое», – заканчиваю мысленно.

Тревога вновь дает о себе знать. Клубится за грудиной темнотой.

– Знаю, – шепчет Ю неожиданно. – Однажды у меня было такое чувство.