– Прям говорили? Кого это, интересно, могло ебать? – выказывает ледяное недоверие, равнодушно упуская первую часть речи.

Но я замечаю, как дергается его кадык, как вздымается на вдохе грудь и как крепко сжимаются челюсти.

– Говорили, Ян… Каждая твоя блядская зая предъявляла претензии, что ты уехал из-за меня!

Выкрикиваю это и замираю в надежде, что отразит как-то… Скажет, что никого, кроме меня, не было.

Но он молчит. Только сильнее челюсти стискивает.

Сама продолжаю.

– Теперь понимаешь, почему я ненавижу, когда ты называешь так?!

Он упирается в столешницу и слегка наклоняется.

Боже… Будто недостаточно глубоко в меня влез!

Впивается взглядом, от которого не то что закрыться нельзя… Пошевелиться невозможно.

– Заявление поэтому написала? – вопросом на вопрос бьет. – Репутацию свою от меня «отмывала»?

Задевает все-таки… Цепляется к словам, хоть и выглядит бессердечным мудаком.

– Так что не срослось, Ю? Почему забрала заяву?

– Знаешь, что в этой ситуации самое гнусное… – шиплю, пытаясь не просто выдерживать его напор, а выжить. – Зная меня, ты в это поверил! Ты в это поверил, Ян!

Прищуривается. Хмурится. Загоняет язык в область над верхней губой. Выпячивая, свирепым движением соскальзывает вниз, пока кончик между зубами не показывается.

– Что это значит?

– То и значит, Ян! Зная меня, ты веришь в вещи, которые я совершить не могла! Точно так же сегодня получилось с планом…

– А ты?! – не позволяя закончить, внушительно перекрывает мой крик. – Ты меня не знаешь, Ю?! Знаешь! Но веришь в хуету, которая опускает меня как мужика ниже плинтуса!

– Хочешь сказать, что не сам это дно пробил?!

Зрительная сцепка. Бешеный эмоциональный обмен.

И снова Нечаев сжимает зубы. Прокусывает губы до крови. Но ответственности с себя не скидывает.

– Хочу сказать, что по доброй воле я бы тебя не бросил! Вот и все, что я, сука, пытаюсь сказать! Но ты же один хуй не поверишь!

Сердце сжимается и все замочки сбрасывает. Открывается. Впускает эту информацию. Позволяет себе обмануться и затрепетать от пронзительного чувства радости.

– Я верю фактам! – сгоняю всю злость, чтобы успеть запереться, прежде чем распадется душа.

Надо замолчать… Надо замолчать…

Но я снова цепляюсь за ниточку.

– Ты уехал, Ян! Думаешь, этому поступку могут быть объяснения, которые избавят тебя от клейма предателя?! Назови!

И… Он продолжает молча уничтожать меня взглядом.

– Так что с беременностью? – спрашивает, когда у нас обоих заканчивается кислород.

– Не было никакой беременности! – выпаливаю только потому, что больше не вывожу груза нашего чертового прошлого. – Я никогда не была беременной. Купила справку у гинеколога. Костя просил… Чтобы расписали в срочном порядке.

Нечаев с такой силой закусывает нижнюю губу, что дрожит от ярости подбородок.

– Так не терпелось? – выдыхает презрительно. – Сколько месяцев после нас прошло?! Я тебя, мать твою, спрашиваю! Смотри мне в глаза и отвечай! Сколько, Ю?! Через сколько месяцев ты, сука, забыла, как обжигала мне, блядь, губы своим проклятым «люблю»?!

Я почти не соображаю. Непонятно, что чувствую, настолько поражает эта боль. Из глаз просто выливаются литрами слезы. Я не всхлипываю, не шевелюсь, даже не дергаюсь… Просто не могу их остановить.

– Я не забывала… – шепчу то, что само идет из разорванного нутра.

– Сколько? – давит Ян, не повышая голоса.

Сила психологического воздействия такая, что… Меня просто расплющивает. Размазывает.

Я вздрагиваю. Плачу отчаяннее. Возвращаю этому процессу звук – скривив губы, всхлипываю.

– Сколько?

– Я не помню! Может, год…

– Я, блядь, не про дату росписи спрашиваю. Через год ты уже замужем была! Хочу знать, когда на него переключилась? Через сколько?

– Я не помню!

– У тебя пиздец какие странные провалы в памяти!

– Может, месяц… Точно месяц! – выдаю вторую порцию лжи. Лишь бы отстал. – Больно? Зачем спрашивал?!

– Терпимо. Переживу, Ю.

– Как всегда…

Замолкаю, потому что он отворачивается. Игнорируя меня, что-то делает у плиты.

Выдергивая из диспенсера бумажную салфетку, смотрю на его спину и с трудом сдерживаю новый поток слез. Вытирая лицо, не только судорожно перевожу дыхание, но и икаю.

Взгляд на Яна поднимаю, когда он ставит передо мной айриш-стакан. Наклоняясь, инстинктивно втягиваю горячий запах красного вина и специй.