— Я нашла у отца какой-то странный предмет и не знаю, для чего он нужен. То есть, вроде понятно, для чего, но ничего похожего я не видела.

— Не нервничай, Мила, и не торопись. У меня, в любом случае, полно свободного времени.

— Да, хорошо. Я видела карту. Но она не такая, как наши карты. На ней есть острова, которых уже нет. А ещё она двигается. И символы на ней какие-то нечитаемые.

— Хм… — Вернер потeр подбородок и задумчиво произнeс: — Если карта движется… Могу предположить, что это какой-то современный экран. Мало ли до чего наука дошла.

— Вряд ли. Не похоже. Она тонкая, как бумага и гнeтся во все стороны.

— Ты говорила, там были неизвестные острова? Где именно, ты не запомнила?

— Да их там полно было, — Мила поморщилась, пытаясь вспомнить хоть какой-то пример. — Один архипелаг лежал на пути из Грина к Таркани. Точно! Максим сказал, что эти острова давно ушли под воду, но на карте они есть.

— Даже так? — взбодрился Вернер и подался вперeд. — А ещё?

— Не помню, честно.

Вернер, кряхтя, поднялся, подошёл к связке свитков, лежащей возле глобуса, и выбрал один из них. Вернулся к креслу и развернул свиток так, чтобы свет из торшера падал прямо на него.

— Это, как считается, карта мира, каким он был в первом веке. Она основана на геологических данных и письменных хрониках, так что точность еe весьма приблизительна.

Мила подошла и взглянула на карту. Глазами нашла остров, похожий на раковину и окружeнный пятью островками поменьше.

— Вот он, тот архипелаг. Правда, мне казалось, он был севернее. Тут где-то, — она указала на место, миль на пятьсот ближе к экватору.

— Вполне может быть. Но всё это значит лишь то, что я понятия не имею, какую карту ты нашла. А это практически невозможно, — сказал Вернер, сворачивая свиток. — Если бы она была неподвижна, я бы сказал, что это лишь примерное обозначение. Но движущаяся, да ещё на бумаге. Я ни про магию такую не слышал, ни про технологию.

— Я не вру, честно.

Вернер хохотнул и мягко похлопал Милу по плечу. Вернулся в кресло.

— Я тебя в этом и не обвиняю. Твой отец видел много чего, что мне и не снилось. Впрочем, как и обратное верно. Такова уж наша работа: искать то, что в голове не очень-то укладывается. Романтика на грани с безумием.

— Получается, вы не знаете, что это такое? — расстроилась Мила.

Она не могла решить, плохо это или хорошо. С одной стороны, гордость пробирала за отца. Найти то, что даже Вернеру неведомо, это огромное достижение. Но с другой стороны, тайну так и покрывал мрак, и толку от неё не было никакого.

— Увы, — развeл руками Вернер. — Могу только посоветовать беречь эту карту как зеницу ока и никому больше о ней не рассказывать. Если Афанасий хранил еe в тайне, то пусть так будет и дальше. Иначе очень быстро найдутся люди, которые ни перед чем не остановятся, лишь бы заполучить такой артефакт.

— Я понимаю. Хорошо. Спасибо.

Мила направилась к двери, но вдруг остановилась. Вернер же кладезь знаний. Пусть на первый вопрос он не ответил, но было ещё кое-что, мучившее не меньше. Чувства не способны меняться из одной крайности в другую за считанные минуты, разве нет? Откуда же тогда все те метания, что переживает Мила который день подряд? Вдруг это влияние какого-нибудь артефакта?

— Скажите, Отто Гербертович, а вы хорошо разбираетесь в свойствах артефактов?

— Пока ты не огорошила меня своей находкой, я думал, что разбираюсь превосходно, — усмехнулся Вернер. — Уж не хочешь ли ты окончательно меня в этом разуверить?

— Нет, я просто… — Мила глянула на дверь и убедилась, что она плотно закрыта. Подошла к искателю и шёпотом продолжила: — Понимаете, я люблю Олега. Сейчас я в этом уверена. И все три года была в этом уверена. Ну, почти все, но дело не в этом.

— Это же прекрасно, разве нет? — сказал Вернер, когда Мила прервалась набрать в грудь побольше воздуха. — Или ты опять заходишь издалека?

Мила смутилась и покраснела. Неловко было о таком рассказывать почти чужому человеку.

— Извините. Я уже почти дошла до сути. Дело в том, что после нашей недавней ссоры, я перестала себя понимать. Когда Олег рядом, я люблю его. Но стоит ему уйти подальше, и меня охватывает какое-то странное чувство к другому мужчине. Я даже любовью это назвать не могу. Он становится единственным смыслом моей жизни. Причём, чем дальше, тем это чувство сильнее. Сегодня я и вовсе была готова на всё ради него, а потом встретила Олега, и всё прошло. Вот я и подумала, не влияние ли это какого-нибудь артефакта?

— Молодость порой бывает непоследовательной. Горячая кровь, гормоны, бурлящая энергия. Иногда и голова за сердцем не поспевает. И никаких артефактов не нужно.

Мила замотала головой.

— Я просто не могу любить того человека. Понимаете, я столько узнала о нeм, что только омерзение осталось. Но…

— Это ж кто такой? Уж не Фринн ли? — вздeрнул брови Вернер.

А Мила потупила взгляд и робко призналась:

— Он самый. Это ведь ненормально. Я уже даже с его дочерью познакомилась…