Запомни, идиот! На протяжении веков книги многократно переписывались, и каждый переписчик терял или по-своему трактовал те или иные слова. Неужели ты, как историк, этого не понял?

Ты заигрался в магов, упустив свой шанс остаться человеком в 11 лет, когда подсыпал своим родителям зараженный порошок и фактически их убил. Скажу только одно: я вижу твое ближайшее будущее и оно ужасно'.

С пропиской Маши и Мира проблем не возникло. Кроме того, знакомая Мики сказала, если они принесут фото в течение часа, паспорт можно будет забрать завтра после обеда.

Профессиональное фото сделали в студии Мики за полчаса.

Иван позвонил Римасу Александровичу и попросил о встрече.

— Рад тебя слышать, Ваня. Мы сейчас в загородном доме. Можешь подъехать. Я слышу там Мика резвится рядом. Прихвати и его с собой.

Злой рок

По дороге к Римасу Александровичу Иван купил букет алых роз для Веры Арсеньевны и коробку новых, быстро раскупаемых конфет Sweet Dreams — Сладкие Мечты. Для Маши он тоже купил конфеты и букет цветов, обернутый влажным покрытием, но спрятал их в багажник.

Маша была очарована и домом, и Римасом Александровичем, и Верой Арсеньевной. А те, в свою очередь, были в восторге от Маши.

Иван, целуя руку Веры Арсеньевны, вручил ей букет, коробку конфет и не удержался от комплимента.

— Ах, какие же вы, мальчишки, льстецы! — рассмеялась Вера.

— Мамулечка, ты не права! — воскликнул Мика. Мы честные парни! Помнишь, неделю назад мы с тобой и отцом обедали в ресторане. Отец отлучился, а ко мне подошел мой приятель и принял тебя за мою девушку.

— Мика, не смеши меня!

— Я и не думал! Ты самая молодая и красивая мама, — звонко он чмокнул Веру в щеку.

— Машенька, мы рады знакомству с вами. Расскажите нам немного о себе, — обратился к ней Римас Александрович.

— Я, к сожалению, не так много знаю о себе. Я родилась в альпийском Гренобле. Мой отец, Александр Лурье, был банкиром, но недолго.

— Машенька, а вашу маму как звали?

— Эдит Леви. Папа звал ее Дитой, а когда шутил, то называл ее Эдька. Они очень любили друг друга. Только что-то плохое произошло. Мне было всего 7 лет. Я многого не понимала, но часто слышала слово «банкрот». Это сейчас я понимаю, что оно означает, а тогда…

Мы переехали в Монтрезор. Мне там очень нравилось. Красивая деревушка, где все друг друга знают. Мама и папа даже повеселели. А потом случилось страшное.

Маша неожиданно перешла на французский и, глотая слезы, прохрипела, что родителей нашли мертвыми неподалеку от старого замка. Их закололи вилами. А ведь мамочка ждала ребенка!

— Все, все, мой воробушек, я с тобой, — тоже перешел на французский Иван, крепко обняв Машу.

— Простите, можно мне умыться? — спустя время тихо проговорила Маша.

— Простите меня, — сказала Маша, когда они вернулись с Верой в гостиную.

— Машенька, это вы простите меня, что вызвал вас на такой тяжелый разговор, — расстроился Римас.

— Понимаете, Римас Александрович, все так странно происходило и происходит вокруг нашей семьи. Прямо какой-то злой рок. После смерти родителей меня забрала к себе мамина тетя и моя бабушка Мирей. Она жила в Париже.

Когда мне исполнилось 10 лет, она решила съездить на родину в Питер. Здесь у нее была квартира, которую она сдавала, а деньги квартиранты перечисляли на ее банковский счет.

У нее здесь были 2 любимые подруги: Лиза Вяземская и Маргарита Дольская. Но случилось так, что Лиза Вяземская с мужем находились то ли в Париже, то ли в Америке, а Маргарита Витольдовна гостила у сына в Варшаве, это я точно помню.

Бабушка оформила на меня дарственную на свою квартиру.

А через несколько дней бабушке стало плохо. Была ночь. Я постучала к соседям, и они вызвали скорую помощь. Но пока врачи приехали, бабушка умерла. А меня на следующий день забрали в приют две женщины.

Там было очень страшно. Каждый мальчишка, проходивший мимо, дергал меня за волосы, а старшие девочки сняли с меня заколки и платье. Но никто на это не обращал внимания. Мне даже поесть не дали. Вечером меня забрали мужчина и женщина, Николай и Ангелина Демидовы. Они стали моими приемными родителями.

У них уже был приемный сын Игнат, которому исполнилось 16 лет. И он возненавидел меня. Не упускал возможности напугать, больно ущипнуть, свалить на меня то, что сделал сам, например, разбитую вазу или сожженную кастрюлю.