До самого вечера продолжаю работать в мастерской. Работа отвлекает от навязчивых мыслей, на какое-то время удается обо всем забыть. Я тихонько напеваю, пришиваю оставшийся бисер, заканчиваю вышивку, что-то поправляю. Платье готово. Можно было бы прямо сейчас сообщить об этом мадам Ивонн, но я не спешу. Во-первых, потому что ее по-прежнему нет дома, вероятно, она задерживается у подруги (и это меня очень радует), а во-вторых... Совсем не сложно догадаться. Я боюсь разговора с ней. Не знаю, как она отреагирует. В прошлый раз она не догадалась, что я заглядывала в ту комнату. Но это было в прошлый раз. А сейчас? Узнает ли она? Или туфли будут молчать? До сих пор в голове не укладывается, что туфли могут разговаривать. Конечно, обычные и не могут, а эти заколдованные.

Селена зовет меня ужинать, но я отказываюсь. Аппетита совсем нет, да и выходить из мастерской страшновато. Вдруг сейчас вернется хозяйка? Продолжаю делать вид, будто нужно еще что-то подшить, а на самом деле, в этом платье хоть прямо сейчас можно отправляться на бал. Оно сверкает черными переливами, как ночное небо перед грозой. Серебристые отсветы, искорки, вспыхивающие то здесь, то там, темные волны ткани, словно морские волны в лунную ночь.

Когда становится совсем темно, зажигаю в комнате свечи и лампы. Мне бы поужинать, во рту с самого утра маковой росинки не было, но идти на кухню страшно. Там, за соседней дверью, тот шкаф, а в шкафу — коробка, а в коробке — туфли. Злые говорящие туфли! Даже выходить в коридор страшно. А вдруг они оттуда вылезут, выползут и снова набросятся?

Из окна моей мастерской хорошо виден парадный вход. Стемнело, закатное солнце сползло за горизонт, и лишь розовато-ванильное марево напоминает, что еще недавно был день. Сад потонул в сумраке ночи, деревья черными великанами вырисовываются на фоне еще светловатого неба.

Кареты мадам Ивонн так и нет. Вероятно, она осталась ночевать у своей подруги. Вряд ли кто-то захочет возвращаться домой в темноте, а значит, она сегодня уже не приедет. Признаться честно, я валюсь с ног от усталости. Может быть, даже и не от самой усталости, а от волнения. То, что произошло сегодня, не укладывается у меня в голове. Если бы я не видела это своими глазами, никогда бы не поверила. Хотя... Я и сейчас с трудом в это верю.

Набравшись храбрости, выхожу в коридор. Тихо, ни единого шороха. С опаской поглядываю на дверь комнаты, где в шкафу притаились злые туфли. Ничего не происходит.

Придерживая подол платья и постоянно озираясь по сторонам, бегу в сторону кухни. Ложиться спать голодной все-таки не хочется. Крадусь по коридору со свечой в руках и, еще не дойдя до прачечной, решаю свернуть и пройти другим путем. Здесь недалеко комната Жанны, а мне не хочется ее будить. Она встает с первыми лучами солнца, и работы у нее хоть отбавляй. Должна же она хотя бы немного отдохнуть. В этой части дома я еще ни разу не была. В день моего приезда экономика показала мне, как дойти до моей комнаты, и другим путем я никогда не ходила. Коридоров в этом доме столько, что можно заблудиться. Завернув за угол, в тусклом свете свечи замечаю маленькую дверь. Наверно, она ведет в подземелье, подвал или как еще это называют... Про это место мне никто не рассказывал, хотя и на второй этаж, где находятся покои госпожи, я тоже ни разу не поднималась. Туда ведет лестница, увитая узорчатыми перилами, и никто кроме мадам и ее слуг по ней не ходит.

В тишине мне кажется, будто где-то раздается приглушенный скрип. Из-за двери доносится какой-то шорох, но его почти не слышно, потому что он где-то совсем далеко. С минуту стою возле двери, несколько капель воска падают на пол, превращаясь в желтоватые пятна. Не удержавшись, дергаю за ручку. Заперто.

В двери есть маленькая замочная скважина, значит, закрыто на ключ.

— Вдруг там тоже что-нибудь злое... Или кто-нибудь! Пойду-ка я лучше на кухню! Хватит с меня приключений на сегодня! — решаю я и ухожу, хотя меня не покидает чувство, что мне следовало остаться там и попытаться открыть.

На кухне добрая Жанна оставила для меня хлеб, сыр и молоко. Этот нехитрый ужин помогает наконец избавиться от чувства голода и отвлечься от воспоминаний о том, что я пережила сегодня.

Убрав после ужина посуду, отправляюсь к себе в комнату. Залезаю в кровать, до самого носа натягиваю одеяло. В комнате не так уж и холодно, но я все равно мерзну. Наверно, потому что перенервничала. Кажется, я до утра не смогу заснуть, мысли о возвращении мадам, одна страшнее другой, постоянно лезут в голову. Я долго ворочаюсь, но сон все же приходит. Крепкий сон без сновидений — то, что мне сейчас так нужно.

Луч солнца заглядывает в окно, пробегает по кровати, касается моего лица, и я просыпаюсь. Вот и утро пришло, а вставать совсем не хочется. Нехотя причесываюсь, умываюсь, надеваю платье и иду на кухню. Жанна, должно быть, уже трудится как пчелка, и ей нужна моя помощь.

Кухарка хлопочет с самого утра, Селена тоже пришла ей помочь. Поваренка все-таки отправили домой, уж слишком он несмышленый. Пусть подрастет, поумнеет, станет осторожнее. А пока мы и втроем справимся. В печи пыхтит каша и жаркое, тесто подходит в большой деревянной миске, по всей кухне разносится аромат хлеба, пряных трав и тушеного мяса.

Я искусно сворачиваю булочки, посыпаю их сахаром и укладываю на огромный противень, а Жанна ставит их в печь. Работа кипит, весь широкий деревянный стол засыпан мукой. Я научилась работать аккуратнее, и на полу теперь чисто. Селена моет посуду, рассказывает какую-то забавную историю, и мы все трое задорно смеемся.

— Госпожа Ивонн зовет Софию! — внезапно раздается громогласный возглас слуги.

Я вздрагиваю, но стараюсь не выдавать свой страх. Быть может, все обойдется... Покорно следую за слугой.