Шрифт:
— А домовые? — не согласился он. — Я же помню, в сказках читал, они хорошие, людям помогают.
— Хорошие? — прищурилась Марьяша. — Так зашёл бы к дядьке Молчану да проверил. Может, ещё доведётся.
Они ещё немного прошли в молчании, и Василий спросил, оглядываясь:
— А ырка этот где, ты его не боишься? А то сковороду не взяли...
Марьяша фыркнула.
— Днём-то? Днём он прячется.
Говорила она теперь коротко и сухо, как будто что-то испортило ей настроение. Может, обиделась, но Василий не мог взять в толк, что он сделал не так.
— Случилось что? — спросил он.
Спросил, и самому смешно стало. Если ему это всё мерещится, то какая разница вообще?
— Да что ж могло случиться? Всё ладно, — ответила Марьяша ещё суше, блеснув глазами.
Василий пожал плечами. Не хочет говорить, её дело.
Они шли по лугу, который при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж изумрудным. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не вступить в коровью лепёшку, а то кроссовки белые, жалко. Тут Василий сообразил, что вчера прошёл этот луг, не разбирая дороги, а после бани ещё петлял по деревне, но с утра его обувь оказалась чистой. Не иначе, Марьяша постаралась.
И опять подумал: если он в коме или вроде того, то и зря ищет логику. Может, кроссовки каждое утро будут становиться чистыми сами по себе.
А всё же этот бред затянулся. Чего доброго, так он здесь и целую жизнь проживёт, пока очнётся.
Не может же это быть реальностью? Ну, есть городская легенда про горку в старой части парка. Ну, съехал он по трубе. Ну, полнолуние было, и ворона каркнула, и облако закрыло луну, и что? И что?..
Никаких других миров не бывает, это же и дураку ясно.
Василий погрузился в раздумья. Если он продолжает видеть всю эту фигню, значит, его мозг ещё работает, и он жив. Значит, он может очнуться. Осталось только понять, как это сделать. Пока что он действовал так, как казалось логичным в таких обстоятельствах, но, может, нужно сломать эту схему?
Первым делом в голову пришла мысль, что нужно умереть, но Василий её отмёл. Это на потом, если больше ничего не сработает.
Он остановился, упёр руки в бока, подвигал локтями, как крыльями, и закричал петухом:
— Ку-ка-ре-ку-у!
Волк даже тявкнул от неожиданности. И Марьяша остановилась, уставилась на него.
— Будь моей женой, красна девица! — заявил Василий, протягивая к ней руки. — Передо мной явилась ты, как гений чистой красоты, и нет мне жизни без тебя. Ну, что скажешь? Так себе креатив, да?
Марьяша застыла, только смотрела широко раскрытыми глазами, и щёки её делались всё алее. Василий уже понадеялся, что сейчас она откроет рот и произнесёт: «Пациент очнулся!». И лицо её, наверное, изменится на другое, а за ним появится больничный потолок, а не лес и синее небо.
— Тьфу, дурак! — сказала Марьяша, отталкивая его. — Совсем, что ли, разума лишился? Али от тятиной медовухи ты не в себе?
Она не рассердилась, а смутилась почти до слёз. И очнуться не вышло.
Василий станцевал короткий, но энергичный танец и сделал дэб, почувствовав себя окончательно глупо (потому что и это не сработало), а потом пожал плечами и сказал:
— Ладно, я просто спросил. Нельзя, что ли? Ну, чего стоишь, идём дальше.
И пошёл.
Марьяша пошла следом, но держалась в шаге позади, и когда Василий оглядывался, она смотрела то на лес, то под ноги, только не на него. Если бы всё происходящее было реальным, можно представить, что бы она о нём думала. Наверняка ничего хорошего.
Тот родничок, что бил из-под земли у холма, дальше бежал вдоль луга по канавке и впадал в небольшое озеро, а может, даже и болото, мутное и заросшее. Издалека Василий принял его за поляну, обсаженную кустарником, и только подойдя ближе, увидел, как блеснула вода.
В серо-зелёном тростнике, примяв его, стоял серо-зелёный дракон Гришка и задумчиво что-то жевал. К слову, он оказался бескрылым.
Марьяша, видно, тоже его заметила. Ахнув, ускорила шаг.
— Отжени свою скотину окаянную! — заругался кто-то из тростников. — Бродит, всё топчет, лозников пугает!
Волк с весёлым лаем бросился вперёд, и Гришка попятился, боязливо кося глазом. Рядом с драконом Василий углядел старика с длинной зелёной бородой и такими же волосами, по пояс голого. Может, и от пояса тоже, но это скрывала вода. В его тонкой узловатой руке билась рыба, пойманная за хвост.
— Гришка! — воскликнула Марьяша. — Ну, бесстыдник!
Дракон виновато моргнул, потом, вытянув шею, выхватил у старика рыбу, и теперь уже точно попятился, а потом и вовсе неуклюже побежал в поля, прочь от сердитой хозяйки. Волк погнался за ним с лаем, но скоро отстал.