— А, доченька родимая вернулась! — обрадовался он. — Дело тебе есть. Проводи гостя-то нашего до поворота на Нижние Пеструшки, а?

И подмигнул.

— Пил, — догадалась Марьяша. — Ты ж слово мне давал!

— Да будто мёдом напьёшься! Так, горло промочил, воды-то в доме нет. Тебя ещё когда дождёшься, пошла и завеялась... Человека, говорю, проводить надобно!

Марьяша прищурилась.

— Провожу, — недобро сказала она. — А как вернусь, отыщу, где ты непотребство это прячешь, да и вылью!

— Ну, счастливо, — попрощался Василий.

Тихомир, поднявшись, похлопал его по плечу, вроде как обнял.

— Ты задержи её там, а я перепрячу, — прошептал он, а вслух добавил:

— Будь здоров, Вася, лёгкого пути!

Перед тем, как уходить, Марьяша прихватила сеть, висевшую на стене под полкой.

— Ты чего, думаешь, того?.. — загадочно спросил староста и кивнул на Василия.

— А вот и поглядим, — хмуро ответила она.

На улице, само собой, Василий первым делом спросил про сеть, но Марьяша только отмахнулась.

— Там видно будет, — рассеянно сказала она, а потом, оживившись, спросила: — Куда путь-то держать станешь?

— Там видно будет, — ответил ей в тон Василий.

Он и сам пока не знал ответа. Просто надеялся, что всё это кончится, и он очнётся, и всему найдётся простое объяснение. Он точно знал только то, что уволится. И, может, вообще никогда в жизни не будет работать в рекламной сфере, ну её к чёрту.

При дневном свете деревушка оказалась совсем жалкая, грязная. Дома, низкие, бревенчатые, серые от дождей и ветра, стояли близко друг к другу, образуя кривую неширокую улицу. Крыши — все, как одна, без труб — покрыты были тонкими досками, разъехавшимися в стороны и до того измочаленными, что признать в них доски удавалось не сразу.

За домами виднелись огороды, заросшие по большей части сорной травой до пояса. Среди этой травы кое-где печально стояли яблони и вишни, да ещё в одном месте, кое-как расчищенном, торчала ровными рядками какая-то хилая поросль, видно, культурная, раз исчахла без полива.

Заборов тут не ставили, вместо них сажали подсолнухи. На их золотых шапках качались шешки, как воробьи, набивая щёки. А дорогу, похоже, и впрямь использовали как свалку. Василий, осматриваясь, заметил даже старый валенок, утопленный в подсыхающей луже. Рядом греблись куры, поклёвывая его.

Всю эту красоту обнимало тёплое синее небо, большое, какого Василий никогда и не видел, живя в городе. Наверное, такое небо только в деревнях и бывает.

— Чем вы тут живёте-то? — спросил Василий, осматриваясь. — Огороды, вон, запустили... Рыбу ловите?

И покосился на сеть.

— Царь-батюшка своей милостью не оставляет, — ехидно ответила Марьяша. — По его указу нам раз в четыре десятка дней провизию подвозят, непутёвым. У нас же тут ни зерна, ни мельницы, ни сеять, ни жать не умеем — нечисть, одно слово. Так и живём от обоза до обоза.

И добавила уже без насмешки:

— А то и рыбу ловим. Лес ещё выручает, грибы там, орехи, ягоды да мёд. Нешто нам много надо?

У крайнего дома Василий огляделся, надеясь увидеть дядьку Добряка, который превращается в медведя, но не заметил его. Зато по другую сторону дороги на занозистой рассохшейся лавке сидели двое парней, вытянув ноги с копытами, и лузгали семечки. У обоих тёмные волосы до плеч, ремешками перехваченные, и одинаковые рубашки без вышивки.

Василий посмотрел на свою — а у него с вышивкой, — вспомнил, что забыл джинсы и толстовку в доме старосты, да и махнул рукой. Если это всё не по-настоящему, то и какая разница?

Один из парней свистнул заливисто, а второй окликнул:

— Эх, хороша Марьяша, да не наша! Жениха нашла? Что за чёрт косматый?

— Сами вы черти, — беззлобно ответил Василий.

Парни рассмеялись, как будто он сказал что-то глупое и потому смешное.

— Не заговаривай с ними, ну их, — сказала Марьяша и даже головы не повернула.

На дорогу, брошенная им вслед, упала ощипанная шапка подсолнуха. Волк залаял, а парни опять загоготали.

— А чего вы тут порядок не наведёте? — поинтересовался Василий, когда они уже вышли за ворота и спускались с холма. Луг отсюда казался зелёным, как изумруд, а вдали, у леса, паслись коровы. Небольшое стадо, голов десять.

— Порядок? — переспросила Марьяша, остановилась даже. — А это и есть порядок для мест, где нечисть обитает. За это нас от добрых людей и отселили.

Она пошла дальше, широко шагая, и Василий поспешил за ней.